"Нина Садур. Панночка (Пьеса в двух действиях) " - читать интересную книгу авторамой кум, что если б глупая Шепчиха не испугалась тогда и отдернула Панночку
от своего горла, то и теперь бы жива была, и никто бы с нее кровь не выпил. Философ. Ребята, отпустите вы меня! Ведь я сирота! Визжат свиньи. Явтух. Что ж, что ты сирота. Я ведь сам сирота. Вот и свиней уже режут. (Входит Хвеська с закусками.) Так что и закусим. А до ночи еще где там... Она когда еще наступит, ночь-то! (Разливает горилку.) Станет козак целый божий день тратить, чтоб об ночи думать! Дорош. Не станет! Нет, не станет! Спирид. Он лучше пойдет и удавится, чем станет думать. Хвеська. Красивенький козачик получился, тоненький. Травиночка. Философ. А что ж, можно и выпить, пожалуй! Горилка добрая у нашего пана. Что да, то да! Визжат свиньи. КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ Церковь. Посредине черный гроб. Потемневший иконостас, почти без позолоты. Темные лики святых. Перед темными образами свечи. есть мертвец, можно сказать, предмет лежачий и ничего больше... да и Бог не допустит! А вот хорошо, что свечек много тут. Это очень хорошо. (Прилепляет свечи ко всем иконам, становится светло. Видно, как заброшена церковь, как глухо и мрачно в ней.) Эх, жаль, что во храме Божием не можно люльку выкурить! А тепло стало, однако, это от свечек тепло (глядит на иконы.) да от глазок Младенца Иисуса... Нет, Бог не допустит, и наука против мертвецов. Все на свете во благо живому человеку, так заведено с начала веков и так будет всегда... (Сам того не понимая, ходит все ближе к гробу.) И не нужно живому заглядывать во мрак этот, пускай он кипит себе за чертой жизни, пускай ему, у него свой закон, а у земли православной... свой. И не побоюсь! И посмотрю! (Решительно направляется к гробу, но замедляет шаги.) Хотя зачем смотреть? И что смотреть в этом лице? (Но подходит к гробу и смотрит, и жмурится, схватившись за сердце.) Глядит, в самое сердце глядит, не раскрывши очей... (И еще раз глянул и опять схватился.) Нет, не нужно больше глядеть. То от горилки смущение такое... то не живое лицо, нет. Философ отходит к крылосу, открывает книгу. Ты во тьму провалилась, так и лежи. Ты хотела тьмы. К тому же ты теперь мертвец, тебя, конечно, зло берет, что ты не можешь шевелиться и светлого дня видеть, с живыми людьми говорить, и ходить, как будто простая девушка, и что надо тебе во мраке скрежетать с бесами, но значит так тому и быть... один в свете, а другой... во тьме. Ты сама подумай, Господь так сделал, что даже простой теплой летней ночи человек не может вынести, а ведь это даже не |
|
|