"В.Сафонов. Дорога на простор." - читать интересную книгу автора

у края майдана.
Но было новое в выкриках приезжего и в страшно посеченном его лице, и
уже собирался народ вокруг лихого вестника, поднимали головы те, кто плел
сети; щелкнуло надвижное оконце в одной хатенке и через щелку глянула
закутанная женщина: лезгинка, она не открывала лица.
- Близко Касимка, - рассказывал вестник. - Близко. Где мелко на реке,
пушки берегом на людях волочит. Водой и степью идет беда. От веку, как Дон
стоит, не бывало такого: на станицу катит. И канаву с Дона на Волгу рыть
зачал: должно, в Астрахань плыть вздумал!
Опять раскатились кости, и толстый казак, крякнув стал снимать
золотом шитый сапог. Без особого недовольства он кинул его сидевшему рядом
полуголому человеку.
- Этак ты меня, друг, из кафтана вытряхнешь. А на что тебе кафтан,
когда паша, гляди, Дон вспять поворотит, а то и солнышко под полу спрячет?
А что ж вы, храброе воинство понизовое, пашу за рукав не придержали?
Тут впервые приезжий обернулся на бабий голос.
- Перешиби силищу! Мы-то бились, да напоследках меня сюда заслали -
чи не приведу ли тебя, сокола.
- Вот то добро. Я в ладье один, слышь, через бом плыл. В Азове, ты
слушай! Чепи в пять рядков поперек реки, а с боков из бахил бахают. Ого,
братику! Он пульнет, а я под чепь...
Но гул и гомон голосов перебил его, и вестник отворотился от него,
вытер пот со лба.
- А еще что скажу, то одному Чернявому, - добавил он негромко,
устало. - Хлебушка, казаки, кто подаст?
- Эге, хлебушка! Вот и ждем: привезут.
- А чего же не везут?
- А бес его знай! Может, гневятся.
- На Русии боярство дюже гневливое.
- Атаманы, может, самому не потрафили.
- Самому-то?
- Руки, видишь, до всего дотянуть захотел.
- Небывалое дело!
И пропищало с земли:
- Ты по пылу, по шану [шан - пыль (ногайск.)] на шляху погадай. А то
нам далеко, отсюда не видать. И горы нет, чтобы взойти да прямо в Москву
глянуть: место у нас ровное, степь кругом.
И толстый казак в одном сапоге стал подниматься, стаскивая шапку с
кистью, и, когда поднялся, своей огромной круглой головой, которой
сближенные глаза придавали диковинно-птичье выражение, пришелся почти
вровень с всадником. Подал ему шапку:
- К башке приторочь - в чурек спекешься!..
Всадник поглядел на шапку и на хозяина ее и только сплюнул, - бывает
же на белом свете этакое диво!..


Мальчики пробирались прямиком, через камышовые плетни, ограждавшие
курени домовитых казаков. Ощущение голода, который нельзя было насытить
рыбой и съедобными корнями, - особенного голода-тоски по хлебу, по
раскатанной твердой, с пыльно-мучным запахом лепешке, по крошеву в воде,