"Франсуаза Саган "Разрыв по-Римски" (рассказ) (love)" - читать интересную книгу автора

Ингу они приняли как некую вещь, как некую прекрасную вещь. Белокурая,
синеглазая, длинноногая, неизменно элегантная, она сразу же стала объектом
домогательств - так домогаются первого приза в спортивном состязании. И
Лунджи де Санто, тридцатилетний уроженец Рима, архитектор (прекрасное
прошлое, прекрасное будущее), стал обладателем этого приза; привел ее к
себе, добился ее любви - порой ему удавалось даже вырывать у нее слова
признания,- и добился того, что эта северянка совершенно растворилась в их
жизни - жизни южан. Впрочем, в этом не было никакого злого умысла, равно
как и насилия,- Луиджи был слишком жизнерадостен и слишком уважал в себе
мужчину, чтобы силой подавлять чью-либо волю. Но те удивительные, те бурные
времена давно кинули, и теперь Инга все чаще сердилась. Все чаще и чаше
слетали с ее губ слова "Стокгольм" и "Гетеборг", хотя он вообще-то
пропускал мимо ушей все, что она говорила. Он много работал. И сегодня
вечером, бросив на Ингу предательский взгляд, взгляд Яго, он вдруг
почувствовал к ней какой-то интерес, что-то задело его любопытство, и он
сам этому удивился, даже чуть-чуть встревожился. Через час-другой он
навсегда распрощается с этой женщиной, с этим прекрасным лицом, с этим
телом и с этой судьбой, о которых он, в сущности очень мало знал. Он,
разумеется, тревожился вовсе не о том, как она воспримет их разрыв, ибо два
года совместной жизни с человеком веселым, великодушным, но, в общем-то,
далеким, вряд ли могут побудить на самоубийство женщину, тоже довольно
веселую и великодушную и, в коние концов, тоже не ставшую ему по-настоящему
близкой. Скорее всего, она просто уедет в какой-нибудь другой
итальянский город, а может быть, и в Париж, и вряд ли ему будет ее
недоставать или ей будет недоставать его.
Инга подавила зевок, повернудась к нему и спросила своим спокойным
голосом с легким акцентом, от которого его мутило вот уже второй день: "Кто
там будет сегодня вечером?" И когда он с улыбкой ответил: "Все те же", она
вдруг надулась. Быть может, она понимала, что их роман уже кончился, быть
может, и сама уже начала отдаляться от него... При этой мысли древний
инстинкт самца проснулся в душе Луиджи. Он подумал, что, если б захотел,
мог бы сделать с ней все, что угодно: удержать при себе, завести с нею
десяток детей, запереть ее в четырех стенах, мог бы даже - почему бы и нет
- полюбить ее. При этой мысли он усмехнулся, и она, снова посмотрев на
него, сказала: "Что тебя так радует?" - скорее тревожновопросительным, чем
веселым тоном, и это удивило его. "Так или иначе,- твердил он про себя,
проезжая площадь Испании,- так или иначе, она что-то заподозрила. Полчаса
назад мне звонили Карла, Джина и Умберто, в хотя она никогда не
прислушивается к телефонным разговорам - впрочем, она, бедняжка, ничего бы
и не поняла, хотя и бегло говорит по-итальянски,- все равно должна была
почувствовать, что готовится что-то. "Пресловутая женская интуиция". Во
всяком случае, как кричали ему в телефонную грубку Гвидо и Карла, сейчас
самая пора с ней порвать. Он совсем погряз! Такой обаятельный, такой
блестящий мужчина не должен торчать третий год рядом с этим шведским
манекеном! Они в этом уверены, а уж они-то его прекрасно знают - знают
лучше, чем он сам себя, так у них по крайней мере считалось уже целых
пятнадцать лет.
И тем не менее, когда Луиджи, поднимаясь по ступенькам, взял Ингу под
руку, его кольнуло неприятное ощущение, будто он ведет живого человека на
корриду, вернее, даже в загон, где держат быков перед корридой, ему