"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

здравомыслящему человеку перед малоумной.
- Я знаю, кроме того, - продолжала я, - что по причинам, мне неясным,
вы заинтересовались мною, наводили обо мне справки и, появившись вовремя,
вывели меня из затруднительного положения, за что я вам чрезвычайно
признательна. На этом наши отношения кончаются.
Выдохнувшись на этом, я села и с неприступным видом уставилась на
пламя. На самом деле меня разбирал смех, ибо в продолжение моей краткой речи
Юлиус слегка отступил и стоял теперь в обрамлении двух оленьих голов,
которые ему решительно не шли,
- У вас расстроены нервы, - проницательно заметил он.
- Крайне, - ответила я. - Будешь тут нервной. У вас есть снотворное?
Он отшатнулся так резко, что я рассмеялась. С момента моего приезда я
только и делала, что то смеялась, то плакала; без всякого перехода впадала
то в гнев, то в изумление. Вот я и подумала о хорошей постели (очень
возможно, в готическом стиле), в которую я могла бы опустить мои несчастные
кости. Казалось, я смогу проспать трое суток.
- Не бойтесь, - сказала я Юлиусу, - я не собираюсь покончить с собой ни
в вашем доме, ни в каком-нибудь другом месте. Просто, как вам, по-видимому,
доложила ваша секретарша, последние дни были достаточно тяжелыми, и у меня
нет желания об этом говорить.
При слове "секретарша" его передернуло. Он снова уселся напротив меня,
положив ногу на ногу. Машинально я отметила, какие у него большие ступни.
- Помимо секретарей, чрезвычайно мне преданных, я много говорил о вас и
с вашими друзьями, которые вам так же преданы. Они беспокоились о вас.
- Ну что ж, вы можете их успокоить, - произнесла я с иронией, - вот я и
в безопасности. По крайней мере, на несколько дней.
Мы глядели друг на друга с вызовом, смысл которого был для меня неясен.
Что делала здесь я? О чем думал он? Что он хотел знать обо мне и зачем? Моя
рука начала трястись, как в "Салине", мне необходимо было лечь. Еще
несколько рюмок, несколько вопросов - и я разрыдаюсь на плече у этого
незнакомца, который, наверное, именно этого и дожидается.
- Будьте так добры, покажите мне мою комнату, - сказала я и встала. Я
взобралась по лестнице, поддерживаемая Юлиусом и дворецким, и оказалась, как
и предполагала, в комнате, обставленной в готическом стиле. Пожелав им
доброй ночи, я раскрыла окно, секунду вдыхала восхитительно свежий ночной
деревенский воздух, а затем бросилась в постель. По-моему, я едва успела
закрыть глаза.
А на следующее утро я проснулась в прекрасном настроении: все та же
мрачная комната, все та же неопределенность, а во мне маленькая флейта
насвистывает веселую охотничью песенку. Музыка всегда начинала звучать во
мне в самое неподходящее время. Как будто жизнь - это гигантский рояль, а я
не считаю нужным нажимать на педали или, вернее, нажимаю наоборот: приглашаю
симфонические увертюры моих счастливых дней и удач, а лунный свет грустных
дней исполняю фортиссимо. Рассеянная, когда надо радоваться, и
преисполненная радости жизни при неблагоприятных обстоятельствах, я без
конца обманывала ожидания и чувства тех, кто меня любил. Это происходило не
от извращенности ума. Просто временами жизнь казалась мне такой смешной с ее
преходящей простотой, что кто-то во мне так и умирал от желания разбить
крышку, как бывает на концертах иных пианистов. Но пианистом-то, во всяком
случае, одним из них, была я. Кто из двоих, Алан или я, причинил себе