"А.Н.Сахаров. Павел I ("Романовы" #15) " - читать интересную книгу автора

вышел из экипажа. Чтобы хоть несколько развлечь тяжёлые думы высокого
путника, Ростопчин, после некоторого молчания, привлёк его внимание на
красоту ночи, которая действительно была необыкновенно тиха и светла и
слегка морозна: холод не превышал трёх градусов. Красивые тучки быстро и
высоко неслись по тёмно-синему небу, и луна то выплывала из-за облаков, то
опять закутывалась в дымку. Вокруг царствовала глубокая тишина. Наследник
молча устремил свой взгляд на луну - и при полном её сиянии Ростопчин
заметил, что глаза его полны были слёз, которые тихо катились по лицу.
Поговорив с Ростопчиным и крепко пожав ему руку, государь-наследник уже
садился было в карету, как вдруг обернулся и спросил, кто привёз известие,
что государыне лучше.
- Я, ваше высочество, - ответил ему молодой ординарец, подавшись вперёд
из-за кареты.
- Сержант лейб-гвардии Конного полка?
- Так точно, ваше высочество.
- Фамилия?
- Дворянин Василий Черепов.
Наследник кивнул головой, вслед за тем дверца захлопнулась - и весь
кортеж помчался далее.
Зимний дворец был переполнен людьми всякого звания. При тусклом свете
немногих ламп, кое-как зажжнных наскоро, в обширных залах и коридорах
толпились сенаторы, генералы, синодальное и иное духовенство, дворяне,
городские обыватели, придворные, сановники и служители, дамы и фрейлины,
гвардейские офицеры и солдаты. Одни поспешали сюда по обязанности своего
звания, другие из любопытства или страха за жизнь императрицы, и все с
затаённым трепетом ожидали приближающейся роковой минуты. Смутный гул
сдержанного шёпота пробегал из залы в залу; на каждом шагу повторялись
вопросы и сообщения то о часе апоплексического удара, то о действии
лекарств, о мнении медиков... Всякий рассказывал разное, но общее чувство и
общая мысль выражались в желании хотя бы слабой надежды на выздоровление
государыни. Граф Безбородко, в качестве статс-секретаря, находился в её
кабинете. Прибыв, по обыкновению, во дворец с докладом, он с самого раннего
утра присутствовал здесь безотлучно и был в отчаянии: неизвестность будущей
своей судьбы, страх, что новый государь на него ещё в гневе за прежние
столкновения, и живое воспоминание о стольких благодеяниях умирающей
императрицы заставляли его часто рыдать, как ребёнка, и наполняли сердце его
горестью и ужасом. Он желал теперь только единственной милости - быть
оставленным без посрамления.
Отчаяние же князя Зубова было беспредельно. Не только искусившиеся
опытом царедворцы, но каждый и даже первый попавшийся с улицы человек мог бы
легко и свободно прочесть теперь на его физиономии полную и окончательную
уверенность в своём падении и наступающем ничтожестве, и эта уверенность,
вопреки самолюбию и помимо искусства самообладания, слишком ясно
высказывалась не только в выражении лица, но даже в каждом движении этого
человека. Проходя через комнату императрицы, он по нескольку раз
останавливался перед умирающей и выходил рыдая. Толпа придворных
сторонилась, отшатывалась и удалялась от него, как от зачумлённого, так что
князь убежал наконец в дежурную комнату и упал в кресло. Томимый жаждою и
жаром, несчастный не мог выпросить себе даже стакана воды, в чём теперь
отказывали ему те, которые ещё сутки лишь назад на одной его улыбке строили