"Серафим Сака. Шел густой снег " - читать интересную книгу автора

прельстившись его добром.
Вернулась Зорзолина, выбегавшая куда-то, - окрыленная, охваченная
радостью, которая напоминала другие радости, уже угасшие. В руках у нее был
альбом, она несла его на ладонях, как раненую птицу, протягивая тебе:
- Листай и вспоминай.
Ты стал листать, не понимая толком, что следует вспоминать, хотя на
первой же странице наткнулся на пожелтевшую, выцветшую запись, затерявшуюся
среди многих других, сентиментальную и отталкивающую: "Ошибки живут в нас, и
мы живем назло ошибкам". Внизу дата и подпись: "Я, в память первого моего
поцелуя".
- Это Леун, наш односельчанин, учится на прокурора... Мы с ним столько
лет не виделись, - представила тебя Зорзолина сидящим за столом - то ли
двум, то ли четырем с лицами стариков. - Если тебе придется когда-нибудь нас
судить, суди справедливо, ведь ты один знаешь нас по-настоящему. - Она
попыталась засмеяться, но смогла извлечь из себя лишь сухой смешок, от
которого неприятно исказилось ее лицо.
- Я только адвокат, и то начинающий. Никого еще не защищал, - сказал
ты, стараясь убавить значительность, которая росла вокруг твоей персоны по
мере того, как сестры тебя возвеличивали - ради самих себя, ради того, что в
этом доме называли престижем.
- Адвокат, прокурор - все одно судья, - сказал один из тех, чьи лица
плавали в дыму, и расхохотался.
Ты же оставался недоверчиво-серьезным, другим и не мог быть, поскольку
в душе твоей шевельнулось подозрение, что эти двое - или четверо - могли
оказаться юнцами студентами, замаскировавшимися под стариков, чтобы вдоволь
поиздеваться над тобой.
- Знаю, что притворяетесь, но это ваше дело.
Те двое продолжали непринужденно смеяться, и ты подошел поближе, чтобы
увидеть их глаза, прикрытые морщинистыми, бескровными руками. Увидеть хотя
бы цвет или блеск глаз.
- Водки или простокваши? - спросил один из них, устав от смеха и икая.
- И то, и другое, - смеясь, откликнулся другой.
- Он разгорячился, пусть остынет немного, - ответила им Лина.
- Мда... Так, значит, я у вас?
- У нас. Я - Зорзолина, вот Лина, а это наши гости. Понимаешь теперь,
где ты?
- Теперь - да, понимаю, и все лучше и лучше.
- Чего же все-таки вам налить? - спросил один из тех двоих,
старообразных.
- Виски, - пошутил ты с некоторым усилием, - или, как оно называется на
местном наречии, самогон.
- К несчастью, нет ни того, ни другого, - сказал один из них
подчеркнуто отчетливо, и ты, серьезный и подозрительный, решил, что над
тобой снова насмехаются: ведь в городе твое произношение (и этого нельзя
было не заметить) стало несколько другим, более отчетливым, чем то, с каким
говорили в твоем селе.
- Вы из столицы, не так ли?

Наконец появилась Зорзолина, твоя спасительница, с кружкой простокваши,
которую держала высоко над головой. Кружка была глиняная, и ты стал строить