"Евгений Андреевич Салиас. Крутоярская царевна " - читать интересную книгу автора

и буян, и столичный головорез. Ну, и всякое такое...
- Ну, ну, ну?.. - нетерпеливо и с тревогой в голосе выговорила Щепина.
- Ну, что ж... ничего!.. Всякий-то свое будет выводить...
- А ты-то, ты-то... сама что же?..
- Я-то?.. Я под опекой... Я ничего не могу!.. Как он мне ни
приглянулся, как ни будь по душе, - что же я сделать могу?.. Да... одно я
сделать могу...
Нилочка протянула руку, положила на пяльцы, стоявшие около ее кресла,
точь-в-точь так, как императрица Елизавета на своем портрете держит руку над
скипетром, и выговорила, отделяя паузой слово от слова:
- Я... одно... могу... говорить... Нет... нет и нет!.. И... никогда...
ни за кого... против воли... замуж не пойду... Годов князю немного, мне и
того меньше. Хоть и четыре года подождем до моего совершеннолетия...
- Как ты смеешь так рассуждать? - вдруг вскрикнула Марьяна Игнатьевна,
изменяясь в лице.
Нилочка вздрогнула. Взгляд ее сразу стал тревожным. Она откинулась на
спинку кресла и широко раскрытыми, почти испуганными глазами смотрела, не
сморгнув, в искаженное неведомым ей чувством лицо своей второй матери.
- С каких пор?.. Когда?.. Ничего не понимаю!.. - выговорила Щепина, как
бы сама себе. - Никишка-головорез тебя испортил, что ли? Когда ты так
рассуждала? Опомнись!
Нилочка молчала мгновение, потом, не спуская глаз с мамушки, вымолвила
взволнованно и недоумевая:
- Ничего и я не понимаю... Отчего ты так рассердилась? Что же я такое
сказала? Разве прежде не ты во всем мое желание исполняла? Ты всегда
спрашивала, как я хочу. А теперь вдруг...
- Да ведь это в пустяках было: ехать ли кататься, шить ли розовое или
какое платье, приставить или отставить какую новую барыньку в штат... А
теперь о чем ты языком болтаешь? Всю свою жизнь махом сама решаешь!..
- Да, всю жизнь! Так ведь это важнее грибов и катанья...
Марьяна Игнатьевна хотела что-то сказать, даже крикнуть, но слова
замерли на губах ее. Она опустила глаза, потупилась и, очевидно, собиралась
с мыслями. Она была положительно поражена всем происшедшим.
Нилочка стала смотреть в окно и тоже глубоко задумалась. И вдруг она
заговорила вслух, как бы не помня себя и не зная, что высказывает громко
свою тайную мысль:
- Потому что там что-то деется... Там загорелось... И в голове горит...
Да, везде, везде!.. Я вся горю!.. Страшно всего, страшно всех... А вот он
пришел, будто стал около, а я будто за него спряталась... И из-за него никто
вы мне не страшны!.. Он мой приказчик и - что прикажет, то я и сделаю. Чудно
это, диковинно... Ничего, ничего нету... никого нету... никого не боюсь!..
Да и чего бояться?.. Ну, убьют!.. А быть живу, да без него, это... еще хуже
смерти!..
- Как ты смеешь?! - хрипливо выговорила Щепина и разбудила девушку от
какого-то очарованного бреда.
Нилочка снова вздрогнула, обернулась на свою мамку и испугалась... За
шестнадцать с лишком лет она не видела у своей второй матери такого лица.
Марьяна Игнатьевна была мертво бледна, губы ее дрожали. Она хотела что-то
выговорить и не могла.
- Маяня! Маяия! - воскликнула девушка, вскочила и бросилась на шею к