"Евгений Андреевич Салиас. Фрейлина императрицы " - читать интересную книгу автора

полковник сказал ей, чтобы она надеялась со временем на улучшение их судьбы.
Но пока нет ничего, кроме этих червонцев, которые скоро и уйдут на
восстановление разоренного москалями хозяйства.
Иногда Христина думала и даже бормотала вслух на своем родном языке,
которого не понимал латыш.
- Слава Матке Божьей, благодарение пану Богу, что и на свободу
выпустили да денег дали. Могла я умереть в заключении и никогда детей не
увидать.
Но в другие мгновения та же Христина точно так же бормотала:
- А ведь царица, если бы захотела, могла бы нас выкупить из неволи,
сделать вольными, освободить из рабского состояния и крепости. Ей это ничего
бы не стоило. Одно слово царю сказать.
И Христина глубоко вздыхала.
Женщина решила теперь прежде всего заехать по дороге к старшему брату,
чтобы повидаться с ним и разузнать о судьбе своей семьи. Быть может, узнает
она и худое! Все не так страшно услыхать дурные вести, чем сразу приехать на
пустое место, где нет и следа ни дома, ни семьи.
До местечка Вишки, где жил брат ее Карлус, было от Риги довольно
далеко, и Христина только дней через десять пути въехала в большое селение,
где жил брат, служа главным лакеем в "виасибас намс", или в трактире.
Сестра с братом так давно не видались, что в первую минуту даже не
признали друг друга и, только присмотревшись обоюдно, расцеловались
по-родственному.
- Слышал ли ты, Карлус, что-нибудь об Янко и моих детях? - был первый
вопрос Христины, и сердце замерло в ней от боязни услыхать что-нибудь худое.
Вести Карлус, по счастию, имел, хотя и не свежие, но относительно
хорошие. Он слышал, что она, Христина, была взята в плен и угнана русскими
войсками, но что ее муж и дети живут невредимы на месте, хотя на пепелище,
так как все было разорено московскими войсками.
- Живы?.. Целы?.. - воскликнула Христина.
- Невредимы, - отвечал Карлус. Затем он тотчас же предложил послать за
одним земляком Христины, который за неделю перед тем явился в Вишки с родины
и мог сообщить ей что-либо новое об ее семье.
Земляк оказался в отсутствии. Он случайно выехал в соседний Дохабен.
Поэтому брат с сестрой тотчас же собрались туда, так как деревня была в
нескольких верстах от Вишек.
Население деревушки Дохабен, принадлежавшее поляку Лауренцкому, было
почти сплошь латышское, только с десяток литвинов и поляков. Марья
Сковорощанка была литвинка. И пятеро детей стали латышами. Старшему сыну,
Антону, было уже более пятнадцати лет, среднему, Мартыну, пять, младшему,
Ивану, три года, а дочери Софье четырнадцать, и все они говорили только
по-латышски, кроме крошки девочки Анны, еще лепетавшей.
В то самое утро, когда Карлус с сестрой приближались к Дохабену,
верстах в двух от деревни шел покос.
Утро было ясное, еще прохладное, и кучка косцов бодро шагала в ряд по
лугу, размашисто кладя в грядки высокую душистую траву.
Невдалеке от косцов, по опушке небольшого леса, который клином вдавался
в луг, шумела и резвилась кучка девушек и подростков, принесших из деревни
обед для работников. С десяток девушек разного возраста, но не моложе десяти
и не старше семнадцати лет, в ожидании обеда их отцов и братьев занялись