"Григорий Борисович Салтуп. Лента Мебиуса (рассказ)" - читать интересную книгу автора

погранцами! - обронил он Борису. - Сделают тебе все штампы... Ужинать
давай, Ы-Кунг'ол! Водка есть, выпьем с дороги!
Семен Холуйко схватил важенку за рога, чуть загибая ее голову назад, к
позвоночнику, - Иван Ефремович выдернул из ножен, привязанных сыромятным
ремешком к бедру, узкий длинный нож, чиркнул по горлу и подставил под
черную теплую струю крови алюминиевый чайник.
Все выпили по кружке крови, - кроме Андрея Андреевича, который всего
год ездил по тундре с лекциями и пока не привык.
Выпил и Борис, уже не морщась, - он с первых дней делал все, что
делает Ы-Кунг'ол, правда, так и не научился отрезать полусырое обгоревшее
мясо у самых губ; боялся порезаться.
После ужина смотрели кинокомедию о строителях, тоскливую, как вторая
неделя на "больничном". Правда, подвыпивший Семен Холуйко малость перепутал
и зарядил одну бобину задом наперед, отчего фигурки на экране забегали
спиной в двери, завытаскивали изо рта вилкой макаронины, стогуя их в миску;
стеклянные осколки взлетели на плешивую макушку, собрались в бутылку,
которая всосала в себя бормотуху; поехала задом наперед машина "скорой
помощи", и два дюжих санитара выволокли с носилок на землю раненого героя
и, задом сев в машину, быстро-быстро уехали опять-таки задом; все это
свершалось под треньканье странной мелодии, и люди торопливо верещали
резкими голосками на каком-то непонятном языке, - в общем, очень смешно!
Пьяненький Ы-Кунг'ол заливался радостным детским смехом, да все
зрители смеялись, даже степенный Андрей Андреевич Рвинов, который за столом
держал себя простым советским человеком и выпил наравне со всеми. Поэтому
Семен Холуйко не стал перематывать и перезаряжать последнюю бобину...
Два дня вся бригада ловила оленей, и старший зоотехник Александр
Семенович делал оленям прививки против "копытки".
Маут умели бросать только Иван Ефремович и молодой красавец Юра, чукча
по национальности, а Борис и Семен Холуйко подводили пойманных олешек на
уколы.
Андрей же Андреевич давал ценные указания и следил за тем, чтоб олени,
получившие прививку, не перебегали в стадо, где оставались не привитые
олени.
Вечерами он читал лекции по сорок пять минут каждая: одну о
международной обстановке, вторую - о правах и свободах советских граждан, в
которых он убедительно, как дважды два, доказывал, что у нас-то лучше, чем
у них. Негров у нас не угнетают, индейцев в резервациях не держат, о
наркомании, проституции, коррупции и о других социально чуждых явлениях у
нас и речи быть не может, и вообще, вся картеровская администрация связана
с мафией, что даже была вынуждена признать их продажная буржуазная
пресса...
Выбрав момент, когда поблизости не было идеологического активиста,
Иван Ефремович рассказал начальству о налете на стадо вертолета
пограничников и убийстве двух важенок.
Александр Семенович неторопливо достал платок, задрал сетку
накомарника, промокнул слезящиеся глаза и сердито спросил у Бориса
Васильевича:
- Ты, Самохин, или как там - Синяхин?..
- Самохин.
- Ты тоже видел? Подтверждаешь?..