"Роберт Сальваторе. Проклятье хаоса ("Квинтет Клирика" #5)" - читать интересную книгу автора

холодной сырой земле возле парадных дверей Библиотеки Назиданий. Они
закутали его в свои плащи, не обращая внимания на знобящий ветер ранней
весны, но и не упускали из виду клейма на его лбу, незажженной свечи над
закрытым оком, - символа, значение которого понимали даже жрецы Огма, не
осмелившиеся внести изгнанника в Библиотеку.
Руфо продолжал рыгать и блевать. Грудь его дергалась в приступах рвоты,
желудок отшельника, очевидно, скручивали жестокие спазмы, причиняющие
невыносимые страдания. Покрытая потом кожа мужчины покрывалась
черно-багровыми синяками.
Жрецы Огма, среди которых были и могущественные клирики, проводили
церемонию лечения, твердя целительные заклинания, поскольку служители Денира
не рискнули бы пробудить силы своего бога во имя этого человека.
Но, казалось, все было напрасно.
Декан Тобикус и Брон Турман прибыли к дверям вместе, проталкиваясь
через растущую толпу зевак. Глаза сухонького декана расширились, едва не
вывалившись из впалых, окруженных морщинами глазниц, когда он увидел, что
там, снаружи, лежит Руфо.
- Надо перенести его в тепло! - крикнул декану один из лекарей.
- Он не имеет права войти в Библиотеку, - решительно отрезал Брон
Турман, - с этим клеймом. Кьеркан Руфо собственными поступками заслужил
печать позора, и она все еще лежит на его челе!
- Внесите его, - неожиданно проговорил декан Тобикус, чем невероятно
поразил Турмана.
Однако открыто протестовать он не стал. Руфо принадлежал ордену
Тобикуса, а не его, и Тобикус, как декан, обладал властью, чтобы позволить
этому человеку войти.
Несколько секунд спустя, когда Руфо пронесли сквозь толпу, а декан
Тобикус удалился вместе со жрецами-целителями, Брон Турман пришел к
тревожному заключению, объясняющему, отчего приказ декана так возмутил жреца
Огма. Кьеркан Руфо не был другом Кэддерли; фактически именно Кэддерли и
заклеймил его. Не это ли способствовало решению декана впустить Руфо?
Брон Турман надеялся, что причина не в этом.
В боковой комнате пустых покоев, обычно приберегаемых для частных
просителей, жрецы, воспользовавшись лавкой в качестве койки, продолжили
героические попытки исцелить Руфо. Ничто из того, что они применяли, не
помогало; даже Тобикус попробовал воззвать к великим силам, распевая над
Руфо, пока остальные подпевали ему. Но то ли заклинания оказались слишком
слабыми, то ли болезнь Руфо просто отвергла их: слова декана пропали
впустую.
Кровь и желчь непрерывным потоком лились изо рта и носа Руфо, отчаянные
попытки вдохнуть воздух сквозь забивший горло ком сотрясали спазмами грудную
клетку. Один из жрецов Огма, тот, что покрепче, схватив Руфо и рывком
перевернув на живот, несколько раз ударил его по спине, чтобы выбить всю
засевшую в теле дрянь, иначе изгой просто захлебнулся бы.
Вдруг совершенно неожиданно Руфо дернулся и извернулся так яростно, что
отброшенный жрец Огма перелетел через всю комнату. Затем Руфо сел и свесил
ноги с лавки, странным образом успокоившись. Он немигающим взглядом
уставился на декана Тобикуса и, взмахнув ослабшей рукой, поманил его к себе.
Тобикус, нервно оглянувшись по сторонам, пригнулся, поднося ухо к самым
губам изгоя.