"Николай Самохин. Толя, Коля, Оля и Володя здесь были " - читать интересную книгу автора

Оказывается, Паганель ловил рыбу, не нанося ей увечий. Просто он
выжидал момент, когда она, устав бороться с течением, повернет назад, чтобы
взять новый разгон, подставлял авоську и - он! - выбрасывал ее целую и
невредимую на берег.
Так, так, - обиженно заговорили между собой папа и дядя Коля, - очень
интересно: они, значит, варвары - а он, значит, гуманист. Спасибо, что
объяснил. Теперь они, по крайней мере, будут знать - кто такие гуманисты.
Оказывается, это те, которые по голове тебя не бьют и руки не выкручивают, а
ласково берут за жабры и сажают в сетку. Гуманно предоставляют возможность
умереть собственной смертью... Только так и можно заслужить благодарность
потомков - пришли к выводу папа и дядя Коля. Возможно, и Паганеля не
забудут. Вот здесь прямо, на берегу этой безымянной речки, ему соорудят
памятник: он будет стоять на пьедестале весь такой гуманный-прегуманный, с
полной авоськой в руках - и пионеры, проходя мимо, будут отдавать ему салют.
А я сказала, что, кажется, знаю теперь, почему рыбы становится везде
меньше и меньше.
- Молчать! - прикрикнул папа. - Поразговаривай у меня!.. Философ
нашелся.

Вечером был устроен рыбный пир.
Горбушу выпотрошили (за это дело взялся дядя Коля и проявил большие
способности), достали из нее икру, промыли, посолили и через пятнадцать
минут ее уже можно было есть. Из голов сварили уху (кто-то вспомнил, что
самая лучшая уха получается именно из голов), на второе решили приготовить
горбушу, жаренную на вертеле, а оставшуюся рыбу - посолить впрок.
Для соления осталось четыре горбуши, но они были очень большие, и
Паганель сказал, что часть рыбы, видимо, придется бросить, - иначе будет
тяжело нести.
- Что ты - бросать! Такое добро! - испугался папа. - Всю, всю солить
надо!
С папой творилось что-то невероятное. Из грозного охотника на мамонтов
он превращался на наших глазах в суетливого мужичка-боровичка. Он даже
разговаривал на какой-то деревенский лад. "Своя, чать, рыбка-от, не
купленная! - бормотал папа, хлопоча вокруг мисок и кастрюль. - Грех ее,
поди-тко, кормилицу нашу, бросать. Грех!"
Есть икру папа нам сразу не позволил, а сначала высыпал ее всю в
большую тарелку и сфотографировал. Потом он велел нам с Паганелем взять
ложки, зачерпнуть побольше икры, разинуть рты - и сделал еще несколько
снимков.
Надо, чтобы осталось свидетельство, - объяснил папа. Иначе никто из
знакомых не поверит, что мы здесь уплетали такой дефицит столовыми ложками.
Лишь после этого мы приступили к поеданию икры. Дядя Коля намазал икрой
хлеб, откусил один раз и, непочтительно размахивая этим бесценным
бутербродом, пустился в рассуждения. Ажиотаж вокруг красной икры, сказал
дядя Коля, по его мнению, раздут искусственно. Все только и твердят: ах,
икра! ох, икра! Как будто без нее и жить невозможно. А между тем живем ведь,
хотя в глаза ее сроду не видим. Живем - и только здоровеем. Вообще, лично он
не считает икру такой уж вкусной пищей. Соленые помидоры, например, куда
привлекательнее. Он даже удивлен, что мы их до сих пор не экспортируем.
- Жареные грибы, - не согласился Паганель. - Самая вкусная еда на