"Николай Самохин. Время больших снегопадов " - читать интересную книгу автора

есть. Там ее покрутили-повертели - две ножки отломали. Как идеологически
шаткие. Или художественно недоброкачественные. Две оставшиеся взяли, через
полгода заключили с тобой договор - выплатили двадцать пять процентов.
Спустя какое-то время - еще тридцать пять. Остальные - после выхода книжки.
А это - года через полтора. А ты в долгах уже весь, как сукин сын... Хотя
многие очень неплохо живут. Очень даже... Тут ведь индивидуально.
- Дела, - чесал в затылке Гриша. - А я вот помню, года четыре назад, у
вас же, в "Литературке" вашей, заметка была. Писал какой-то дух, что надо бы
за книжки гонорар сразу не выплачивать. Пусть ее сначала читатели оценят,
выскажут свое мнение: если толковая - получи сто процентов, а неважная -
держи половину. Я тогда подумал: прав мужик. А это что же получается?..
Погоди-погоди... Ну, а если сам он, допустим, строитель? Сдал дом, так?
Жильцы помыкались квартал-другой: между панелями дует, полы рассыхаются,
батареи текут. Хоп ему: пятьдесят процентов в зубы - и умойся!.. Как же вы,
в своей же газете, пропустили такое?
- Демократия, Гриша, - посмеивался Толя. - Глас народа...

Разговаривали на интимные темы, о женщинах - мужики ведь.
- Как дела-то? - показывал глазами в сторону администраторской Толя. -
Есть сдвиги?
- Сегодня поставил вопрос ребром, - сообщал Гриша. - Когда? "Почему, -
говорит, - я должна уступать вашей настойчивости?" А чувства? - спрашиваю. -
Гриша бил кулаком в широкую грудь. - Чувства надо уважать - нет? "У всех, -
говорит, - чувства". У кого это еще, интересно? "Да есть тут... некоторое
количество". Давай, говорю, раз так, посчитаем, сколько... на сегодняшний
день. Кто и кто конкретно? Покажи...
- Да-а, - поднимал бровь Толя. - Вообще-то, подружку не мешало бы
завести. Не такой уж грех, а?.. "Ночью хочется звон свой..." М-да... Но ведь
для этого, черт-те... подход надо знать. Слова какие-то произносить. Вот
чего сроду не умел.
- Ты?! - изумлялся Гриша. - Да за тобой же... любая! Свистни только. -
Гриша искренне убежден был, что у артистов и писателей эта проблема не
стоит; баб у них - как грязи.
- То-то, что не любая, старик, - виновато улыбался Толя. - Далеко не
любая. Я в данной области, как говорится, тюфяк. Абсолютнейший. Бывает, уже
и наедине остаешься. И по глазам видишь: ждет она, что ты ее сейчас... за
разные интересные места. Так нет, руки, понимаешь, костенеют. Ну, словно
тебе предстоит из человека в козла обратиться. Был-был человеком, и вдруг -
мме-е-е!
- Темнишь, - качал головой Гриша. - Придуриваешься.
- Как хочешь, старик... Не ты один, кстати. Другие тоже не верят.
Наоборот даже - сердцеедом считают. Реабилитируете потом, дьяволы...
посмертно.

Так вот и прожили они месяц душа в душу. Расстались друзьями. Писатель
на прощание подарил Грише свою книжку. Надпись сделал: "С нежностью"...

...Гриша прочитал книгу в поезде. Проглотил часа за три, не спускаясь с
полки. Полежал маленько и вдруг - как уколотый - сел. Треснулся макушкой в
потолок вагона. И схватился за голову: "Мать-перемать!.."