"Наталья Саморукова. Сезон охоты на падчериц " - читать интересную книгу автора

Ему удалось.
Я его вспомнила. Еще в ту роковую ночь я отчаянно пыталась понять, где
видела этого человека. Но память молчала. А тут вдруг как озарение. Ну
конечно, это же Деня! Милый трогательный юноша, который учился на три курса
старше меня и был любимчиком всех девушек института. Ничего пошлого, только
чистый материнский инстинкт. Самое беззащитное и самое нелепое создание,
которое только можно вообразить.
Несмотря на свой катастрофический лишний вес, Деня казался очень
хрупким. Да он и был таким. Его ранила любая несправедливость, с которой он
сталкивался; он не мог спокойно спать, пока голодали дети в Африке; его
карманы было вечно сальными, потому что он таскал в них котлеты для
бездомных собак и кошек. Деня не в состоянии был произнести слово "задница",
он никогда никому не перечил. Он, точно Алешенька Карамазов, прощал миру все
его несовершенство, но при этом мучительно от такового несовершенства
страдал. Деню не обижали даже самые отпетые циники нашего вуза. Обидеть его
было все равно что пнуть ногой слепого щенка, и он как-то тихо
просуществовал рядом с нами все годы учебы. Мы были уверены: путь Дени лежит
в монастырь.
Сама я мало с ним сталкивалась. В каких-то полуприятельских отношениях
с ним была Санька, и через нее я узнавала, что в очередной раз учудил этот
увалень, какому бомжу отдал свою очередную стипендию, какой бабушке помог
перейти дорогу, а заодно оформить пенсию по инвалидности, приготовить обед,
сделать ремонт. Санька порой возмущалась: ну до чего наглые встречаются
люди! Неужели не видят, что имеют дело с убогим, отчего без зазрения совести
пользуются его помощью? Но сама запросто звонила ему, как только нужно было
писать курсовую или сдавать особенно заковыристый зачет. И он с радостью
спешил на выручку, хотя Санька совершенно точно не была его идеалом женской
красоты. Было доподлинно известно, что Деня втайне вздыхает по нашей
преподавательнице Елене Викторовне, яркой высокой блондинке. В этом смысле
он был довольно консервативным. Стоит ли говорить, что Деня был
девственником без всякого шанса стать мужчиной. Представить его за процессом
продолжения рода было просто кощунственно. Да он и сам, видимо, этого не
представлял.
Несмотря на невероятную толщину, он был очень привлекательным. Лицо
парня лучилось особым светом. И если отбросить все его вторые и третьи
подбородки и хомячьи щеки, то было в нем что-то от Давида работы
Микеланджело. Сравнение на тот момент очень смелое, ибо для того чтобы
увидеть в Дене первоначальный природный замысел, нужна была недюжинная
фантазия, как у скульптора, отсекающего от камня все ненужное.
Но прошло время, и замысел проявился во всей красе. Денис Привольный
стал красавцем, которого не стыдно поместить на обложку самого стильного
журнала. А поставь его в один ряд с Брэдом Питом, Киану Ривзом и Томом
Крузом, артисты умрут от стыда за свое уродство. От прежнего Дени в нем
остались разве что высокий, чуть упрямый лоб и привычка особым жестом
поправлять очки. Он сначала сводил глаза в кучку, потом брал очки за
поперечную дужку и, приподняв, снова бросал их на переносицу. Теперь он это
делал очень быстро, чтобы никто не видел. Пожалуй, это то немногое, что
давало основание положительно ответить на вопрос: "А был ли мальчик?"
- Меня уже допрашивали, муторно вспоминать все это по второму кругу.
Фредди очень жаль, и я искренне желаю, чтобы убийцу нашли. Но не могли бы вы