"Шмиэл Сандлер. Призраки в Тель-Авиве" - читать интересную книгу автора

первое время глубоко задевала ее, но потом она поняла, что, уходя, таким
образом, в свои мысли, он ограждает себя от посягательств внешнего мира, к
которому не может или не хочет приспособиться. Гаври, которого она однажды
в сердцах обвинила в эгоизме, подтвердил эту догадку. "Если я молчу, -
сказал он виновато, - это не значит, что я хочу обидеть тебя"
Елизавета взяла сигарету из пачки и терпеливо стала ждать, пока муж
заметит ее умышленное движение. Он заметил, смутился и спросил в своей
извечной манере вопросом, отвечая на вопрос:
- На Юг? А дети как? - и щелкнул зажигалкой.
- Сарочку возьмем с собой, а Рому оставим с няней, - прерывающимся от
обиды голосом сказала Елизавета
Слезы выступили у нее на глазах. Неужели он не видит, как она страдает?
В это время к их столику подошел официант в блестящем мундире с эполетами
и вежливо предложил апельсиновый сок в запотевших бокалах.


* * *

Вечер прошел чудесно. Гавриэль переменился, увидев повлажневшие глаза
Елизаветы. Когда она плакала, он чувствовал себя подлецом, понапрасну
мучающим родного человека. Как в лучшие дни их зарождающегося романа он
был внимателен и нежен к ней, позабыв на время о нескончаемых конфликтах с
начальством. Она знала его реакцию на ее слезы и никогда не злоупотребляла
этим. Сегодня это получилось непроизвольно. Может быть потому, что ее так
сильно напугал дедушка.
При жизни дед был угрюм, неразговорчив и груб с людьми и, особенно с
журналистами, пытавшимися выудить у него информацию о его ратных подвигах.
Когда-то, будучи участником французского сопротивления, он выполнял
деликатные поручения генерала де Голя, а однажды, участвуя в тайной
операций в Альпах, схлестнулся с любимцем Фюрера - Отто Скорцени,
оставившего страшный ножевой след на лице бесстрашного воина. Утверждали
даже, что он был среди тех, кто подвесил за ноги самого Муссолини, за что
получил потом ордена от трех союзных армий.
О своем славном военном прошлом дедушка никогда никому не рассказывал,
кроме жены, бывшей узницы концентрационного лагеря, с которой
познакомился, уже, будучи офицером израильской армии.
Супруга Хильмана умерла в шестидесятые годы от рака желудка, который
испортила себе лагерной баландой в Освенциме. Хильман ушел в отставку в
звании бригадного генерала и, похоронив жену, поселился в Тель-Авиве,
чем-то напоминавшего ему родной Гданьск.
После смерти жены дед совсем замкнулся в себе и самым близким существом,
с которым он мог, не раздражаясь общаться, была Елизавета. В своей внучке,
названной в честь бабушки, он не чаял души и с удовольствием подчинялся
ей, когда нужно было глотать таблетки по предписанию милейшего доктора
Розенблата.
По дороге домой, уютно устроившись на заднем сидении такси, супруги Шварц
целовались, как в первые дни их романтического знакомства - без устали до
сладкого томления в чреслах.
В подъезде старого дома, в котором дед перед смертью купил внучке
квартиру, их встретили двое дюжих молодых людей. Один из них натянул на