"Владимир Маркович Санин. Безвыходных положений не бывает " - читать интересную книгу автора

машина частенько будет проноситься в сантиметрах от бездонной пропасти. И
наконец, самолет.
Я расскажу вам о воздушной дороге на Хорог. Она открыта всегда, за
исключением тех дней, когда нет погоды. А погоды обычно нет. То есть она
есть, но нелетная. Ибо когда на Памире облачность - лететь нельзя. Даже
самые отчаянные воздушные асы в таких случаях ограничиваются лишь
проклятьями. Потому что помимо скрытых облаками пяти- и шеститысячников на
воздушной трассе Душанбе - Хорог есть еще и Рушанское окно, о котором речь
впереди.
И когда погоды нет, Памир закрыт. О нем можно думать, его можно даже
видеть, но попасть на него невозможно. И десятки людей долгими неделями
сидят на аэродроме в Душанбе, молитвенно глядя на небо. Сидят
отпускники-пограничники и партийные работники, ученые и колхозники,
снабженцы и студенты - погоды нет для всех. А в Хороге точно так же десятки
людей с трогательной наивностью смотрят на небо: они должны попасть в
Душанбе, а оттуда - в Москву, Куйбышев и Читу.
Но погоды нет. Облака закрыли Памир на железный замок.
Мне неслыханно повезло - я ожидал погоду всего двое суток. Наутро
третьего дня меня разбудили и голосом, каким поздравляют при выдаче ордера
на квартиру, сообщили, что над Памиром безоблачно. И через час я летел,
удостоенный величайшей чести, доступной на самолете, - командир корабля
пригласил меня в кабину.
Незадолго до отъезда на Памир я беседовал с одним знакомым, который
вернулся из Швейцарии. Он закатывал кверху глаза и захлебывался от восторга.
Он кричал, что видел такие горы, от которых захватывает дух. Ах, эти Альпы!
Ах, Монблан!
Самолет набрал высоту, и я засмеялся тихим торжествующим смехом. Куда
ты суешься со своими Альпами, жалкий хвастун? Да знаешь ли ты, что твой
пресловутый Монблан здесь, на Памире, заблудился бы и затерялся, как
школьник на стадионе в футбольный день? Ты бы сейчас бегал по самолету,
заглядывал во все окна и жалобно блеял: "Монблан, где ты? Куда ты
запропастился?"
Передо мной раскрывалась картина, написанная величайшим на свете
художником. Миллионы лет назад, в период земных катаклизмов, из бурных и
дрожащих от чудовищного напряжения недр вырвались эти хребты. С тех пор
многое изменилось на свете под той самой луной, о которой писал Экклезиаст.
Человечество прошло путь от пещерных рисунков до полотен Рафаэля, от стрел
до реактивных самолетов, от звериных шкур до плащей "болонья". А вершины
Памира остались такими же, какими были в те времена, когда в океанах,
покрывавших землю, еще не появился прародитель жизни - первый белок. Хотя по
разным причинам мне не удалось в то время побывать на Памире, но думаю, что
дело обстояло именно так.
Высота - пять тысяч метров. Я сидел между командиром корабля и вторым
пилотом и не отрываясь смотрел и смотрел.
- Москва, - кивнув налево, сказал командир.
Я сочувственно взглянул на него: видимо, и на привычных людях
сказывается кислородное голодание.
- Москва, - повторил командир. - Так мы называем эту вершину на хребте
Петра Первого.
Я поклонился Москве и Петру Первому. Остроконечные белые шапки