"Владимир Маркович Санин. Не говори ты Арктике - прощай " - читать интересную книгу автора

обзывает собак дармоедами, а те сами ничего не понимают: почему мы должны
гонять медведя, если хозяева чуть ли не из рук его кормят? Гнать со свалки -
другое дело, там условия игры голодное брюхо диктует...
Один лишь начальник время от времени гоняет Мишку ракетами".
Еще одна: "Великий перелом! Главный враг Мишки Пигузов пришел на
завтрак в кают-компанию, взглянул в окно на грустного Мишку и сурово спросил
дежурного: "Почему медведь не кормлен?" Я тут же потащил Мишке ведро с
остатками молочной рисовой каши. Можете сказать, что это галлюцинация, но я
отчетливо слышал Мишкины слова: "Спасибо, дружище, уважил".
Последняя запись о медведе: "Один из приезжих, этакий Тартарен, лихо
стрельнул в Мишку из ракетницы и поранил ему глаз. С ребячьим стоном
"Ой-ой-ой!" Мишка убежал за торосы. Тартарена чуть не избили - тот в
оправдание клялся и божился, что Мишка хотел на него напасть. Боровский
набрал на камбузе вкусных косточек, пошел искать Мишку, нашел его с
запекшейся на морде кровью, звал, хотел покормить, но Мишка убежал - потерял
доверие к людям... Боровский вернулся, донельзя расстроенный..."
Больше я Мишку не видел.
...Ночью меня подняли: на ЛИ-2 из Черского прилетает Лукин. Распрощался
с Флоридовым и Шиловым, попросил на всякий случай пока что никому не сдавать
мою койку и побрел на ВПП - с Пигузовым, Красноперовым и Шульгиным с его
бригадой грузчиков: Лукин захватил в Черском картошку для станции. В ясную
погоду полтора километра до ВПП были прогулкой, а в ту ночь хорошо морозило,
да еще встречный ветер метров пятнадцать, так что дорога сильно растянулась.
В домик РП, во всяком случае, я ввалился полудохлым и не просто сел, а
рухнул на стул.
- Ай, ай, - сочувственно произнес Павел Петрович, наливая мне кофе, -
совсем загоняли писателя, весь в мыле.
- Вот когда я рассчитаюсь за мой фурункул! - обрадованно подхватил Саша
Шульгин. - Из английского юмора. Пациент доверительно спрашивает у врача:
"Генри, мы старые друзья, скажи мне всю правду..." - "Боюсь, Джон, - ответил
врач, - что, если бы ты был лошадью, тебя пришлось бы пристрелить".
Я не остался в долгу и припомнил эпизод из фронтовой жизни Михаила
Светлова. Удивительная вещь! Остроумнейший человек своего времени, Светлов
юмором не заработал и копейки - походя рассыпал экспромты, которые
восторженно подхватывались и по беспроволочному телеграфу разносились по
Москве. Я сказал Шульгину, что, поскольку не являюсь лошадью, более
подходящим к моему случаю мне кажется экспромт Светлова. Когда однажды на
передовой он выступал перед солдатами, начался воздушный налет; однако,
несмотря на опасность, в укрытие никто не ушел, и Светлов дочитал свое
стихотворение до конца. Но потом, когда опасность миновала, Светлов честно
признался: "Я впервые заметил, что в этом стихотворении есть длинноты".
ЛИ-2 уже заходил на посадку, когда на мои предстоящие полеты с
"прыгающими" стали заключать пари: Бирюков и Красноперов бились об заклад,
что я слетаю максимум на две точки, а Пигузов, хотя и не без колебаний,
стоял на том, что меня хватит на целых три. Красноперов, сам бывший
"прыгун", искоса на меня поглядывая, рассказал две-три кошмарные истории, но
я был холоден и невозмутим, В эту минуту я дал себе страшную клятву, что
посрамлю скептиков и слетаю как минимум на четыре точки.
Интересно, кто это впервые сказал: "Поживем - увидим"?