"Владимир Маркович Санин. В ловушке ("Зов полярных широт" #1) " - читать интересную книгу автора

сапог!"
А кончалась вахта - не знал, куда себя деть. Старые приятели остаюсь на
материке, новых не завел; зимовщики в глаза и за глаза поругивали новичка,
из-за промахов которого станцию уже не раз пропесочивали, а тут еще
замолчала Галя. То ли рядовой радист с далекой и глухой станции, затерянной
на берегах Карского моря, показался ей женихом бесперспективным, то ли "с
глаз долой, из сердца вон" - забыла и увлеклась другим, но восемь его
радиограмм, одна другой отчаяннее, остались без ответа.
А в декабре наступила полярная ночь, и недели на три забушевала пурга.
Раньше хоть можно было прогуляться на берег к тюленям, запрячь собак и
проверить капканы на песцов, в пургу, да еще ночью, никаких прогулок в
одиночку не допускалось, а в напарники его не приглашали. К тому же улетел в
долгий отпуск Георгий Степанович Морошкин, начальник станции и замечательный
человек. Семенов лишь много спустя понял, как ему не повезло, что начало его
зимовки совпало с этим отпускомл Но хуже всего были ночь и пурга. Пурга -
она сама по себе нагоняет тревогу и грусть неистовым воем и разбойничьим
свистом, первобытный хаос ее звуков, в котором сшибаются угроза и
безнадежность, угнетает даже здорового человека и уж совсем губительно
воздействует на того, чьи мысли и чувства со звучны пурге.
И тогда у Семенова началась полярная тоска - опасная болезнь, нередкая
на оторванных от мира станциях, когда человек теряет сон и становится
безразличен ко всему на свете. Он убеждает себя, что никому не нужен,
задумывается о смысле жизни и не находит его; все кажется ему постылым и
работа, и окружающие ею равнодушные к нему люди и дальнейшее существование.
А Семенов к тому же был парнем гордым, на людях держался с достоинством и
отдавался тоске лишь наедине с самим собой. Ничего страшнее такой болезни
для полярника нет. Как от морской болезни суша, ее излечивает либо
возвращение на материк, либо привычка, приобретаемая ценой долгих мучений.
Много людей навсегда распростились с высокими широтами из-за полярной тоски.
В одну из самых скверных для Семенова ночей в жилую комнатка радистов
зашел метеоролог Гаранин.
- Вижу, свет горит,- объяснил он свой приход.- Чего не спишь?
- Книгу читал.
- Тебе же через три часа на вахту, отдохнуть надо.
- Будильник испортился, боюсь проспать.
- Я разбужу, мне до утра дежурить.
- Да уже неохота, сон прошел.
- Тогда, может, попьем чайку?
К этой ночи прожил Семенов на свете с небольшим двадцать лет, а ничего
важнее тех трех часов в его жизни не было. Началось их чаепитие с пустяков,
а кончилось задушевным разговором - таким, какого Семенов еще никогда ни с
кем не вел. Увидел в глазах человека, с которым до сих пор кивком
здоровался, искреннее понимание и, поражаясь своему порыву, все рассказал,
выплеснулся, как на исповеди.
Будто воскрес Семенов после того разговора, будто, погибая от жажды,
воды вдоволь напился. Еле конца вахты дождался - и бегом к Андрею!
Так началась их дружба. Гаранин был старше Семенова, мудрее и сильно на
него влиял. Научил его, горячего и необузданного, неторопливому раздумью,
философскому отношению к удачам и невзгодам и пониманию того, что во всех
людях, даже самых, казалось, отпетых, где-то в тайниках души таится доброе