"Владимир Санин. Наедине с Большой Медведицей" - читать интересную книгу автора

произведениям.) Каждый из нас занимался своим делом. Нина собирала грибы,
бросая их в привязанную к Лешкиной шее корзину. Лешка оказался отличным
носильщиком, послушным и непритязательным. Кстати, и брал он недорого -
полфунта сахару в день его устраивало. Таня, которая немного зазналась после
своих рыбацких успехов, не отходила от Васи, перенимая его опыт. Она
выговорила себе право первого выстрела, если первой увидит дичь. А я просто
шел и беседовал с Костей, тем самым черненьким из Таниной гвардии. Он за
нами увязался, и я не пожалел об этом, потому что Костя оказался отличным
собеседником. Он мне рассказал одну историю о Полифеме, которую я выслушал с
большим вниманием.
Месяца два назад в заповедник приехала киноэкспедиция, снимать фильм о
жизни диких зверей. Незаурядным талантом проявил себя Лешка, способными
артистами оказались и многие другие звери. Но буквально потряс киношников
своей необычайной охотой сниматься медведь Полифем. Он совал свою черную
морду буквально во все кадры, не отходил от юпитеров ни на шаг и угрожающе
ревел, когда снимали не его, а другого зверя. Сначала все это киношников
веселило, а потом стало раздражать, потому что зайцы, лисицы и прочая фауна
наотрез отказывались сниматься в таких условиях. Видимо, не желали ссориться
с Полифемом.
Медведя пробовали усовестить, объяснить ему, что он срывает график
съемки, но тщетно: зверь упрямо ходил за режиссером, как тень. Тогда кому-то
пришла в голову мысль, что все дело в конфетах, которые Полифем получал в
награду за каждую съемку, и режиссер под страхом отчисления из штата
запретил съемочному коллективу угощать медведя. Полифем никак не мог понять,
что стряслось. Он ходил за киношниками по пятам, заглядывал в глаза и так
жалобно урчал, что у всех буквально разрывалось сердце. Но тут обнаружилась
другая беда: кого бы ни снимали - птиц, лосей, зайцев, индеек, - все голоса
перекрывались ревом обиженного медведя. Когда режиссер узнал, что из-за
этого испорчены сотни метров пленки, он совершенно вышел из себя.
- Вбейте ему в глотку кляп! - орал он. - Свяжите и бросьте его в чулан!
Добровольцев на это дело не нашлось. Съемки срывались. Полифем днем и
ночью не отходил от аппаратов, питаясь, как дворняга, всякими отбросами.
Правда, несколько дней передышки подарила киношникам Тявка.
Это была собака величиной с зайца, которая жила у сторожа заповедника.
Полифем боялся ее до паники.
Когда его, совсем маленького, привезли в заповедник, Тявка взяла над
ним "шефство", и ужас перед этим шефом остался у Полифема навсегда. Стоило
Тявке показаться - и Полифем, гроза заповедника, обращался в трусливое и
позорное бегство, не разбирая дороги, потому что Тявка никогда не упускала
счастливого случая куснуть своего старого приятеля за ляжку.
Однако Тявка почему-то киношников невзлюбила, и сторож, уступая их
мольбам, буквально на руках тащил свою собаку на съемку. Тявка облаивала
Полифема, тот немедленно удирал, и у киношников появлялась на часок-другой
возможность спокойно работать. Но вскоре сторожу надоело таскаться с упрямым
псом, и он перестал приходить.
Тогда режиссер объявил конкурс на лучшее предложение по избавлению от
Полифема. Премия была довольно крупная, и мозги у киношников заработали.
Оператор предложил дать Полифему ведро мороженого, чтобы он охрип. Полифем
охотно съел мороженое и еще больше привязался к своим благодетелям. Только
голос у него стал гуще, и теперь он трубил, как простуженный бас. Ассистент