"Анджей Сапковский. Крупица истины" - читать интересную книгу автора

попадалось, но вдруг сделался очень сильным. А дом помогал, как мог -
хлопали двери, летали по воздуху предметы, бился и метался огонь. Кто
смог, бежал в панике - тетушка, кузина, парни из дружины, да что я говорю,
убежали даже псы, скуля и поджав хвосты. Убежала моя кошка. Наконец
остался я один, рыча, воя, в бешенстве разбивая что попало, главным
образом зеркала.
Нивеллен прервался, вздохнул, втянул носом воздух.
- Когда приступ ярости миновал, - начал он снова после небольшого
молчания, - было уже слишком поздно что-то поправить. Я был один. Никому
уже не мог объяснить, что изменился я только лишь снаружи, что хоть и в
страшном облике, но остаюсь по-прежнему только глупым подростком, рыдающим
в пустом замке над телами слуг. Потом пришел дикий страх - вернутся и
забьют, прежде чем успею объясниться. Но никто не вернулся.
Чудовище на минуту замолчало, утерло нос рукавом.
- Не хочу возвращаться к тем первым месяцам, Геральт, и по сей день
меня трясет, когда вспоминаю. Перейду к делу. Долго, очень долго сидел я в
замке как мышь под метлой, не выставляя носа наружу. Если кто-то появлялся
- редко такое случалось - не выходил, прикажу дому треснуть раза два
ставнями или рыкну в раструб от водосточной трубы и этого обычно хватало,
чтобы гость оставил за собой большущую тучу пыли. Так продолжалось до того
дня, когда однажды бледным утром выглядываю я в окно и что я вижу?
Какой-то толстяк срезает розы с тетиного куста. А нужно тебе сказать, что
это не что иное, как голубые розы из Назаира, саженцы которых привез еще
дедушка. Злость меня разобрала, выскочил я на двор. Толстяк, когда к нему
вернулся голос, который у него пропал при виде меня, повизгивал, что хотел
лишь несколько цветов для дочки, чтобы я его пощадил, даровал ему жизнь и
здоровье. Я уже было готовился выпереть его за главные ворота, как вдруг
меня будто осветило, припомнил сказки, что мне рассказывала когда-то
Ленка, моя няня, старая тетеха. Зараза, подумал я, если там красивые
девушки превращают лягушек в королевичей, а также и обратно, то может...
Может есть в этой болтовне зерно правды, какой-то шанс... Подскочил я на
две сажени, заревел так, что оборвало дикий виноград со стены и вскричал:
"Дочку или жизнь!", - ничего лучшего мне в голову не пришло. Купец, потому
что это был купец, ударился в плач, после чего открыл мне, что дочке его
восемь лет. Что, смеешься?
- Нет.
- То-то же. И я не знал, смеяться мне или плакать над моей засраной
судьбой. Жаль сделалось купчину, смотреть не мог, как он трясется,
пригласил его в дом, угостил, при отъезде насыпал золота и камешков ему в
мешок. Нужно тебе сказать, что в подземелье оставалось довольно много
добра еще с папашиных времен, не очень-то я знал, что с ним делать и мог
себе позволить широкий жест. Купец сиял, благодарил, аж всего себя
оплевал. Видно где-то он похвалился своим приключением, потому как не
прошло и двух месяцев, и прибыл сюда второй купец. Имел с собой
заготовленный недурной мешок. И дочку. Тоже недурную.
Нивеллен вытянул ноги под столом, потянулся, так что затрещало
кресло.
- Столковались мы с купцом мигом, - продолжал он. - Уговорились, что
оставит он ее на год. Пришлось ему помочь приладить мешок на мула - сам бы
он не справился.