"Анджей Сапковский. Что-то кончится, что-то начнется" - читать интересную книгу автора

бесконечным.
- Хочешь что-то сказать? - спросила чародейка, прищурясь.
- Нет.
- Хорошо. Знаешь что? День действительно прекрасный. Хорошая работа.
- Работа? Что ты имеешь в виду?
Прежде чем Йеннифэр успела ответить, снизу донесся высокий, протяжный
крик и свист. Берегом озера, разбрызгивая воду, скакала Цири на вороной
кобыле. Лошадь была резвой и редкостно красивой. Геральт знал, что когда-то
она принадлежала некому полуэльфу, который попытался судить о сероволосой
ведьмачке по внешности и крупно ошибся. Цири назвала добытую кобылу Кэльпи,
что на языке жителей островов Скеллиге означало грозного и злобного духа
моря, иногда принимавшего облик коня. Кличка подходила лошади идеально. Не
так давно один хоббит, который пожелал украсть Кэльпи, весьма болезненно в
этом убедился. Хоббит звался Сэнди Фрогмортон, но после того случая получил
прозвище Цветная Капуста.
- Свернет себе когда-нибудь шею, - проворчала Йеннифэр, глядя на Цири,
скачущую среди водяных брызг, пригнувшись, стоя в стременах. - Свернет себе
когда-нибудь шею твоя сумасшедшая дочка.
Геральт повернул голову, не говоря ни слова посмотрел прямо в фиалковые
глаза чародейки.
- Ну ладно, - усмехнулась Йеннифэр, не опуская взгляда. - Извини. Наша
дочка.
Снова обняла его, сильно прижалась, еще раз поцеловала и опять укусила.
Геральт коснулся губами ее волос и осторожно спустил рубашку с плеч
чародейки.
А потом они снова очутились в кровати, в развороченной постели, еще
теплой и пахнущей сном. И начали искать друг друга, и искали долго и очень
терпеливо, а уверенность, что они найдут друг друга, наполняла их радостью и
счастьем, и радость и счастье было во всем, что они делали. И хотя они были
такими разными, они понимали, как всегда, что различие это не из тех, что
разделяют, а из тех, что объединяют и связывают, связывают сильно и крепко,
как сделанная топором зарубка - стропило и конек, зарубка, с которой
рождается дом. И все было так же, как в первый раз, когда его восхитила ее
ослепительная нагота и неистовое желание, а ее восхитила его деликатность и
нежность. И так же, как в первый раз, она хотела сказать ему об этом, но он
прервал ее поцелуем и ласками и лишил слова всякого смысла. А позднее, когда
уже он хотел сказать ей об этом, он не смог издать ни звука, а потом счастье
и наслаждение упали на них с силой обрушивающейся скалы и случилось что-то,
что было безгласным криком, и мир перестал существовать, что-то кончилось и
что-то началось, и что-то продолжалось, и воцарилась тишина, тишина и покой.
И восторг.
Мир медленно возвращался, и снова возникла постель, пахнущая сном, и
залитая солнцем комната, и день. День...
- Йен?
- М-м-м?
- Когда ты сказала, что день прекрасный, ты добавила: "хорошая работа".
Это что, означало...
- Означало, - подтвердила она и потянулась, напрягая плечи и взявшись
за углы подушки, так что ее груди приобрели форму, которая отозвалась в
ведьмаке дрожью пониже спины. - Видишь ли, Геральт, мы сами сделали такую