"Бенедикт Сарнов. "И это все в меня запало..."" - читать интересную книгу автора

парня с запавшими глазами, буркнул, что работа в лавке, видно, будет ему
теперь не по силам.
И он ушел.
Пешком дошел до Гамбурга. Нанялся приказчиком в лавку Линдемана на
Рыбном рынке. Но после первого же кровохарканья хозяин растолковал ему,
что тут у него не больница, и предложил убираться на все четыре стороны.
Добрые люди попытались пристроить его в бакалейную лавку. Но через
неделю его выгнали и оттуда.
Наступила сырая, промозглая гамбургская зима. Голодный и измученный,
без пальто, задыхаясь от кашля, бродил он по городу. Однажды забрел в
порт. И тут перед ним распахнулся совсем иной мир. Тащились ломовые обозы,
грузчики несли тюки и катили бочки, бойкие маклеры суетились возле
складов. Корабли со всего света стояли у причальных стенок. Здесь были
бриги и шхуны, рыбачьи парусники и коренастые пароходы с высокими, узкими
трубами.
Трудно было рассчитывать на то, что среди капитанов этих судов
отыщется хоть один, который согласится взять себе в команду чахоточного
юнгу. Однако один такой все же нашелся.
Продан последний пиджак, а на вырученные деньги куплено шерстяное
одеяло. И вот он уже каютный юнга брига "Доротея", рейс Гамбург -
Ла-Гуайра, капитан Симонсон, груз - железные изделия...
В первом же рейсе "Доротея" пошла ко дну. Среди спасшихся членов
команды был и он, юнга. Их шлюпку подобрали голландские рыбаки.
Местные власти выдали команде "Доротеи" пособие на обратный путь до
Гамбурга. Шкипер, боцман, матросы, кок - все члены команды, разумеется, с
благодарностью приняли эти скудные деньги. Один только он, каютный юнга,
решительно отказался от своей доли.
Он твердо решил ни за что не возвращаться на родину.
Что хорошего ожидало его в Гамбурге? Или в родном Мекленбурге? Снова
ходить по лавкам, магазинам и мастерским в тщетных поисках работы? Нет. С
него хватит! Он теперь вольный человек, он дышал морским ветром. Перед
ним - весь мир, огромный, необъятный. Он верил, что сумеет его
завоевать...
И вот минуло четверть века.
Мекленбургские родственники этого незадачливого юнца, наверное, уже
успели забыть о его существовании. Скорее всего, они решили, что он
давным-давно уже сгинул где-нибудь в своих бесконечных странствиях. Во
всяком случае, у них и в мыслях не было, что из этого недотепы могло выйти
что-нибудь путное.
И тут как гром среди ясного неба на них вдруг свалилась поразительная
весть.
Из далекого русского города Санкт-Петербурга прибыл пакет. В пакете -
фотографический портрет невысокого, сухощавого, респектабельного господина
в цилиндре и в лисьей шубе до пят.
Подпись под портретом гласила: "Фотография Генри Шлимана, в юности -
приказчика у господина Хюкштедта в Фюрстенберге; теперь -
Санкт-Петербургского оптового купца 1-й гильдии, почетного потомственного
русского гражданина, судьи Санкт-Петербургского торгового суда и директора
Императорского государственного банка в Санкт-Петербурге".
Точных свидетельств насчет того, что Генрих Шлиман действительно был