"Бенедикт Михайлович Сарнов. Пришествие капитана Лебядкина (Случай Зощенко) " - читать интересную книгу автора

То, что Амфитеатров обозначил именем капитана Лебядкина, а Измайлов -
Епиходова, Гумилев связал с именем Козьмы Пруткова. Но суть дела от этого не
меняется. Разве Козьма Прутков - не ближайший родственник капитана
Лебядкина?
Гумилев отнюдь не сочувствовал "людям газеты", "новым варварам". Себя
он ощущал "римлянином" и не отделял свою судьбу от судьбы обреченного,
гибнущего "Третьего Рима". Однако, не скрывая своих классовых симпатий,
Гумилев, в отличие от многих своих коллег, не проявил так называемой
"классовой ограниченности". Он не исключал варианта, при котором "новые
варвары" окажутся "германцами", способными создать на развалинах "Рима"
свою, новую культуру. К первым ласточкам этой новой культуры он готов был
отнестись хотя и без симпатий, но, по крайней мере объективно.
"Да неужели он не чувствует, что так написал бы Епиходов?" -
раздраженно говорил о Северянине Измайлов. Он не понимал, что Северянин не
способен это почувствовать по той же причине, по которой это не способен был
бы почувствовать и сам Епиходов.
Гумилев это понял.
Он даже поверил в то, что "сильные своей талантливостью" епиходовы
способны создать свою, епиходовскую культуру, свою, епиходовскую поэзию.
Но одно дело - пророчествовать о грядущем пришествии Мессии, и совсем
другое - узнать и приветствовать Его, когда Он уже пришел.
Можно ли было так же всерьез отнестись к стихам первых пролетарских
поэтов?


Эх, и надо ж было так случиться,
Что явилась, чуждая, она...
Жаркая походка... грудь лучится...
Вся дразнящей страсти целина.

Знай, что я был духом без ответа,
Что не смог я только побороть
Плоть свою, хмельную плоть поэта,
Падкую на сладостную плоть...

(Василий Козин)

Да, увидать в таких стишках явление какой-то новой поэзии было
довольно-таки трудно. И не приходится удивляться, что эта пролетарская
(лебядкинская) муза не только на первых порах, но и позже не получила
признания у знатоков.
Правда, уже тогда прозвучал одинокий голос человека, не побоявшегося
заявить на этот счет свое, особое мнение. Но этот голос потерялся в общем
гомоне, был заглушён другими - проклинающими, негодующими, отрицающими,
глумливо хихикающими.

Тогда возник вопрос о признании пролетарской поэзии,
искусства. Вопрос, который ничего не разрешил. И по сие время
носятся с ним иные как с писаной торбой, иные заявляют такое:
Не признаю. Заказано в Пролеткульте.