"Бенедикт Сарнов. Сталин и писатели (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

разрушить, чтобы впредь весь народ ни у кого в какой кабале не состоял,
разве - небольшое число дворовых холопей..."
- Господин канцлер, - воскликнул де Невилль, - история не знает
примеров, чтоб правитель замышлял столь великие и решительные планы.
(Василий Васильевич сейчас же опустил глаза, и матовые щеки его порозовели.)
Но разве дворянство согласится безропотно отдать крестьянам землю и
раскабалить рабов?
- Взамен земли помещики получат жалованье. Войска будут набираться
из одних дворян. Даточных рекрутов из холопов и тяглых людей мы устраняем.
Крестьянин пусть занимается своим делом. Дворяне же за службу получат не
земельную разверстку и души, а увеличенное жалованье, кое царская казна
возьмет из общей земельной подати. Более чем вдвое должен подняться доход
государства.
- Мнится - слышу философа древности, - прошептал де Невилль.
- Дворянских детей, недорослей, дабы изучали воинское дело,
надобно посылать в Польшу, во Францию и Швецию. Надобно завести академии и
науки. Мы украсим себя искусствами. Населим трудолюбивым крестьянством
пустыни наши. Дикий народ превратим в грамотеев, грязные шалаши - в каменные
палаты... Мы обогатим нищих. (Василий Васильевич покосился на окно, где по
улице брел пыльный столб, поднимая пух и солому.) Камнями замостим улицы.
Москву выстроим из камня и кирпича... Мудрость воссияет над бедной
страной...

И здесь ситуация вроде изображена в точности так, как видит ее
современный историк. Слов нет, - хорош, просто великолепен план
преобразований страны, вынашиваемый князем Василием. Но отношение автора
романа к этому великолепному плану не то что не совпадает с выводами
сегодняшних наших историков, - оно полярно противоположно этим их выводам.
Трактат "О гражданском житии или поправлении всех дел...", писанный
рукой князя Василия в переплетенной в сафьян тетради, перелагается автором с
нескрываемой иронией. На фоне того, что открывается нам за окном
по-европейски обставленной княжеской горницы (одним легким штрихом намекает
на это автор: "... по улице брел пыльный столб, поднимая пух и солому"),
этот высокоумный его трактат выглядит чистейшей воды маниловщиной. И даже
если поверить, что это не прекраснодушная утопия, что план этот и впрямь
осуществим, - сколько времени понадобилось бы на его осуществление?
Пятьдесят лет? Сто? Двести? Может быть, даже триста?
А Петру надо решить то, что он задумал, - сегодня, сейчас:

Мне нужно нынче летом сто тысяч пудов чугунных ядер, пятьдесят
тысяч пудов железа. Мне ждать некогда, покуда - тары да бары - будете
думать... Бери Невьянский завод, бери весь Урал... Велю!..

Купцы жмутся, не спешат идти "интересанами" в Демидовское дело. А время
не ждет. Петру дорог каждый день, каждый час. Убедительно (и, по-видимому,
убежденно) автор внушает нам, что решить проблему "индустриализации" страны
в той исторической реальности, в какой выпало жить и действовать Петру,
можно было только вот так, по-петровски. (Читай - по-сталински).
У Сталина тоже не было времени. Страна отстала от передовых
капиталистических стран чуть не на столетие. Надо было пробежать это