"Бенедикт Сарнов. Сталин и писатели (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и
торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие
нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих
классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три
шкуры.
Что касается меня, то я только ученик Ленина, и цель моей жизни -
быть достойным его учеником.
Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении
другого класса, а именно - рабочею класса. Задачей этой является не
укрепление какого-либо "национального" государства, а укрепление государства
социалистического, и значит - интернационального, причем всякое укрепление
этого государства содействует укреплению всего международного рабочего
класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и
укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на
то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы
свою жизнь бесцельной. Вы видите, что Ваша параллель не подходит.

Вряд ли этот ответ был искренним.
"Я только ученик Ленина" - это обычная сталинская поза. Лучше даже
сказать - маска.
Что же касается той школьной марксистской политграмоты, которую он
преподнес Людвигу, то она тоже вряд ли отражала подлинный его взгляд на
вопрос, заданный ему немецким писателем.
Что правда - то правда: предложенная Людвигом историческая параллель и
впрямь была рискованной. Но - совсем не бессмысленной.
Полтораста лет назад Евгений Баратынский сочинил стихотворение, которое
звучит сейчас так, будто оно написано сегодня:

Сначала мысль, воплощена
В поэму сжатую поэта,
Как дева юная, темна
Для невнимательного света;
Потом, осмелившись, она
Уже увертлива, речиста,
Со всех сторон своих видна,
Как искушенная жена
В свободной прозе романиста;
Болтунья старая, затем
Она, подъемля крик нахальной,
Плодит в полемике журнальной
Давно уж ведомое всем.

Это я к тому, что, в точном соответствии с этим замечанием, рискованная
историческая параллель, предложенная Людвигом, сперва была высказана
поэтами. Но глубинный, истинный ее смысл, вопреки суждению Баратынского,
стал высвечиваться позже, а окончательную ясность обрел совсем недавно, и
как раз в той самой журнальной полемике, о которой поэт отозвался так
пренебрежительно.
Едва ли не первой увидала в Петре деятеля, не только предвосхитившего,
но в чем-то и предопределившего события большевистской революции, Марина