"Сергей Венедиктович Сартаков. Философский камень (Книга 1) " - читать интересную книгу автора

козами. По сторонам топорщился кряжистый черный соснячок. С серого неба
сыпалась мелкая изморозь.
В мягких сугробах сани плыли, словно лодки.
- ...Сперва на поезде ехали. В первом классе здорово, мягко, тепло. А
под Новониколаевском почему-то пересадили прямо к солдатам, в теплушку.
Грязь, холод, и главное - вошь! Прямо заела. А от Мариинска к вовсе на
лошадях. Мама, наверно, еще в теплушке тиф подхватила. А все равно чехи
высадили, сказали: "Хотите, так спасайтесь на лошадях". Да еще посмеялись
над нами. Папа искал Владимира Оскаровича, генерала Каппеля, и не нашел.
Хотел послать ему телеграмму с протестом. На телеграфе не взяли, сказали, не
знают, где он. А папа и Владимир Оскарович большие друзья, еще по Москве,
когда оба были молодыми. А кто-то добавил: "Он сам пешком пошел, ваш
Каппель". Ну, и поехали. Тут еще под команду папе этого Куцеволова навязали,
он отбился от какой-то своей части. Такой, карательной, а папа ненавидит
карателей. Это палачи. Папа у меня ученый. Он все знает. Если бы не
захватила война, он вовсе бы ушел со службы. Никаким юристом не стал бы
служить. Когда судят людей, ему их жалко. Даже виноватых. А защитить не
всегда удается. У папы один чемодан целиком набит такими книгами, каких во
всем свете больше нет. Есть кисточкой написанные. Есть из пергамента, в
трубочку скатанные. Сам папа даже не мог еще все написанное в них разгадать.
А если бы прочитать и понять, тогда из простого свинца или из чего захочешь
можно сделать чистое золото. И судьбу по звездам каждому человеку можно
вперед предсказать. Я вот, например, буду большим ученым. Даже больше, чем
сам папа. А Люда станет знаменитой художницей, только имя свое она почему-то
потеряет. Папа никак не мог понять почему. Если бы, говорит, Ленорман - она
бы поняла. Она самому Наполеону точно всю судьбу его предсказала. У папы
дома была своя лаборатория. Он в ней воду зажигал. И сплавы всякие делал.
Раз чуть не взорвался сам, все стекла в окнах высадило. А еще папа может
усыпить человека. И чего во сне прикажет ему, тот все сделает. На одной руке
вниз головой час целый будет стоять. И холодный, как каменный столб. Папа
даже привидения вызывал с того света. Только привидения эти, духи, еще плохо
слушаются. Я просил, чтобы он меня всем своим чудесам научил. Папа сказал:
"Рано. Подрастешь, обязательно научу. Так много тайн, не раскрытых еще
человеком, великих и страшных тайн природы!" Папа обо всем об этом книгу
пишет. Много уже написал. А в журналах сколько хочешь печатался...
Тимофею становилось чуточку жутко. Он и сам знал немало разных тайн
природы. Но все они не были страшными. А здорово хотя бы только прикоснуться
к самым страшным! Привидения, духи...
- Рассказывай теперь ты... - Виктор толкнул Тимофея в бок.
Но тому рассказывать было нечего. О своем отце он знал только одно: был
в молодости невинно осужден и сослан на каторгу. Оттуда бежал, стал героем
японской войны, весь в крестах и медалях, но не выполнил приказа генерала
Меллера-Закомельского, выходит, вроде Куцеволова, тоже карателя, отказался
расстреливать рабочих после восстания в девятьсот пятом и за это снова попал
на каторгу в Горный Зерентуй. Там и был убит при попытке ко второму побегу.
Мать с ним вместе ушла на каторгу, во всем ему помогала, решили вместе
бежать, вместе скрываться. А пуля настигла одного отца. Мать приписали сюда,
к этим краям, на вечное поселение. Уехать ей никуда нельзя. Могла бы
устроиться в Солонцах, в большом селе, но ей после смерти отца было хоть
головой в прорубь: так любила она его и так сильно грызла ее тоска. А тут,