"Сергей Венедиктович Сартаков. Свинцовый монумент" - читать интересную книгу автора

потом, когда поженятся. А сейчас нарисую кувшинки, из-за которых Мирон едва
не утонул. Это даже лучше. Можно и посмеяться, а в то же время хорошая
зарубка для памяти".
В ведре оставалось еще несколько белых лилий, помятых, с оборванными
лепестками, но для Андрея натура не имела особого значения. Цветы ему всегда
удавались на славу. Только бы чуть-чуть поглядывать на них. И на этот раз он
справился со своей задачей отлично.
- Вот так! - проговорил он вслух, прикалывая кнопками к стене лист
ватмана над изголовьем постели. - Те, что Мирон нарвал, уже сегодня к вечеру
завянут, а эти будут красоваться до самой старости, Мироновой и Ольгиной.
Кувшинки он нарисовал в их вольной стихии, плавающими близ камышовых
зарослей на озере. Мелькнула было озорная мысль: изобразить тут и Мирона. Но
он остановил себя. Человек опять ему не удастся, получится карикатурка на
прошедшую ночь. Смех добрый - хорошо, а злого смеха не надо.
Мать вошла, заметила рисунок, ахнула в тихом восторге:
- Ну и руки у тебя золотые! Тебе бы для киношки афиши писать. А то
заказывают сапожникам.
И позвала с собой на огород. Сделать пугало. Одолели птицы,
расклевывают огуречную завязь. Напяливая на сколоченную Андреем деревянную
крестовину изодранное отцовское пальто, мать прерывисто вздохнула:
- Чего-то худо эти дни он себя чувствует. Так вот было и с твоим
дедушкой. Не говорит, а все за сердце рукой хватается. Наследственное, что
ли, у них? И в поликлинику прогнать никак не могу. Очередей не любит.
Докторов не признает. А чем я его вылечу? Осень подходит, если теперь Мирона
возьмут, потом и тебя, очень нам трудно придется.
Сияния утренней радости в глазах матери уже не было. Андрей знал:
конечно, Мирона возьмут осенью в армию. В прошлый призыв ему дали отсрочку.
Тяжело болели и отец и мать, а он, Андрей, тогда еще не достиг
совершеннолетия. Нынче, как раз к осени, ему исполнится восемнадцать. На
будущий год и ему призываться. Вот тогда как? Совсем одни останутся старики.
Без заработка. Только при этом огородике. Иными глазами посмотрел он на
расклеванные птицами огурцы.
"Хотя почему одни? Ольга будет с ними", - подумал он. Но никак не
отозвался на слова матери. Пусть сам Мирон вечером ее успокоит. Не может
быть, чтобы Ольга не перешла в дом к мужу. Тем более что родители Ольги
живут на свою зарплату. И хорошую зарплату. Они торговые работники.
Вернувшись с огорода, Андрей занялся чтением. Все свободное время он
отдавал рисованию, а больше книгам. Ему нравились толстые, объемистые
романы. В них очень убедительно рассказывалось о жизни. Иную такую книгу
читаешь недели две и на эти же две недели целиком погружаешься в новый,
дотоле тебе неведомый мир страстей человеческих. Каждая книга обязательно
что-то тебе открывает, бросает в душу маленькое зернышко, и оно потом
всходит светлым, зеленым росточком либо, колючее, впивается надолго острой
болью. А все равно хорошо, потому что книгу можно не раз перечитать,
подумать над ней, выбрать для себя самое главное. Жизнь, ведь она выбирать
ничего не дает, подкидывает, только успевай поворачивайся. А с книгой
хорошей ты как-то сильнее, увереннее себя чувствуешь.
Свернувшись калачиком на постели, он читал "Воскресение" Льва Толстого,
как раз то место, где Катюша Маслова бежит по мокрым доскам платформы,
провожая отчаянным взглядом вагон первого класса, в котором едет сытый,