"Александра Сашнева. Ложись! " - читать интересную книгу автора

самостоятельно. Можно снять аккорды. У меня хороший слух, и я их подбираю
легко, но есть одно крупное "но". Я не понимаю, какую эмоцию скрывает этот
аккорд. Если я применяю обычный квартоквинтовый круг, то он мне понятен -
это то тиликанье, что постоянно крутится у меня в голове.
Севка Прошкец говорит, что надо испытывать радость свободного труда,
потому что только в труде и есть подлинная свобода четэ. Но, к стыду своему,
я так бываю заморочен постоянной уборкой мусора, что мне не до того. Хотя
бывают дни, когда мусора мало, тогда скучно. Потому что все, что мне ни
приходит в голову, чтобы себя развлечь, требует каких-то дополнительных
возможностей, а у меня их нет. Вот гитара. Я уже клево играю. Севка говорит,
что я лучший из нижних музыкантов, и все уговаривает написать что-нибудь про
РСТ, и непременно в мажоре. Иначе - как станешь освобожденным музыкальным
работником?
И я стараюсь. Потому что это все-таки уже не совсем железный слой.
Музыкальные работники живут на третьем уровне. И говорят, что их выпускают
спокойно на четвертый. Я видел на голяке, как четвертаки спускаются иногда
на третий, чтобы посидеть в балете или посмотреть какую-нибудь настоящую
картину. На железяке все только в виде голограмм в голяцких проекторах или
вообще только в Сети. Оттуда и пошло обидное слово, которым верхние нас,
железных ЧТ, кличут. Да-да! То самое "голяк". Это все мы, потому что слаще
голограммы ничего не видели.
Я изо всех сил стараюсь в мажоре про Радость Свободного Труда. Но у
меня что-то мажор не идет. Потому что даже под "коричневым" как-то не очень
мажорно. К тому же под ним ничего не напишешь, потому что лежишь в отрубе и
смотришь себе мультики. Ну, клево. А потом опять сирена и -
работать-работать-работать. Если ЧТ не работает, его жизнь пропадает
пропадом.
А я... "Я - не очень честный ЧТ, - осеняет меня. - Между проездами
"мусорника", когда трупаков нет и тротуары политы водой и просушены, я же
ничего не делаю! А это преступление!"
Но эта мысль какая-то вялая и испаряется раньше, чем я чувствую
угрызения совести.
Теплый дождь, музыка... Я практически представил себя героем того
фильма. Руки сами тянутся... Интересно, людям всегда нельзя было прикасаться
к макушке? Чтобы не вызвать подозрений, я надел на голову платок. Платок
можно. Нельзя только руками и в душе.
Раздался звонок, и я вышел из пепелаца, чтобы открыть дверь.
- Привет! - сказал Севка, переступая порог. - Как дела? Ух ты! Заболел?
- Ты о чем? - удивился я.
- А чего ты в платке?
- Та-ак... - Я поморщился воспоминанию и соврал: - Ухо простудил.
- А-а... Как дела-то?
- Ничего себе. Сегодня работы не было. Всего два трупака. Парочка
сладкая. На голове верхний долбак, на ногтях верхний лак. Модные такие
трудаки были.
- Да... - кивнул Севка, раздеваясь. - Пара по нынешним временам
неплохо. Очень уж много их стало... А кто?
- Трудак и КСРка. Ничего. Даже симпатичная.
- О чем ты? - вздернул брови Севка. - Как КСРка может быть симпатичной?
Это же порок!