"Сат-Ок "Земля Соленых Скал" (повесть, написанная сыном вождя индейского племени шеванезов)" - читать интересную книгу автора

своего рода - один справлялся с четырьмя лесными волками. Я очень гордился
им. Чем он отличался от своих лесных братьев? Разве только взглядом
добрых, почти человеческих глаз. Ах, да, еще и тем, что не всасывал воду,
как это делают волки и кони, а по-собачьи лакал ее языком.
Солнце прошло уже половину своего пути, когда перед моими глазами
открылась удивительная и вместе с тем прекрасная картина. На миг мне
показалось, что я во сне очутился в чудесной стране легенд - такой
сверхъестественный вид был у одной скалы: каменный великан неподвижно
сидел, опустив голову, и положив гранитные руки на колени, и о чем-то
думал.
О чем он думал? Никто не знает. Никто не знает, зачем Маниту создал скалу,
так сильно напоминающую воина. А может быть, он просто превратил в скалу
кого-нибудь из своих сыновей. Если так, она никогда не выдаст своей тайны.
Па-пок-куна, Скала Безмолвного Воина, говорить не умеет.
Здесь нас ждали сани, собачья упряжка и мой будущий учитель Овасес - Дикий
Зверь. Когда мы подошли к нему, он сидел под скалой в позе Безмолвного
Воина и отличался от него только тем, что встал и приветствовал Непемуса.
Неподвижный, он был словно вытесан из камня. Худое, скуластое лицо с
глубоко посаженными глазами напоминало скалу. Над лицом, как белый мох,
поднимались седые волосы. Стоя, он немного горбил спину, будто готовясь к
прыжку. Вероятно, поэтому ему дали имя Дикий Зверь.
Мы не теряли времени: нужно было двигаться дальше. Непемус прокладывал
дорогу. Овасес бежал за санями.
Чаща все больше меняла вид. Лес редел. Исчез можжевельник, кусты тен-кве -
шиповника. Все реже блестела кора сосен, все чаще появлялись ели. Из
лиственных деревьев я видел только березы, согнувшиеся под тяжестью снега,
будто слабый человек. Березы почти касались земли своими верхушками,
образуя волшебные белые арки, под которыми мы проезжали. Только ели стояли
с гордо поднятыми головами, опустив свои тяжелые лапы, словно хотели
что-то поднять с земли.
Здесь закончилась равнина. Дорога каждую минуту то поднималась, то
опускалась в пологую ложбину. Сани слегка покачивались, и я, вероятно,
снова заснул бы под монотонный звук трещотки на собачьей упряжке, если бы
мое внимание не привлек встревоженный вид Овасеса. Сердита морща лоб, он
все чаще посматривал на небо. Я не понимал его беспокойства. Я еще не
знал, что означает, если на небе, как в тот вечер, начинает нагромождаться
все больше туч, которые, как огромные стрелы, выпущенные из лука
невидимого стрелка, образуют все более широкую и темную завесу над чащей.
Я не знал, что это означает, так как никогда еще не попадал сам в снежный
буран, несущийся с северо-западным ветром и часто более страшный, чем стая
голодных волков. Однако я понимал, что Овасес без причины не стал бы
морщить лоб. Даже в голосе Непемуса, который криком "хирр-хирр" погонял
собак, послышались беспокойные нотки.
Помню это, как сегодня. Снег идет все гуще. Ветер сдувает с ветвей белые,
увлажненные северо-западным ветром снежные шапки. Дорога для саней
становится все тяжелее. Не слышно в упряжке веселого лая, который
приветствовал Непемуса и меня под Скалой Безмолвного Воина. Полозья саней,
облепленные снегом, сопротивляются движению почти с враждебным упрямством,
застревают во впадинах, а на подъемах все больше прилипают к влажному
снегу. Молчат утомленные собаки, снег не скрипит под лыжами Овасеса.