"Битва с судьбой" - читать интересную книгу автора (Малиновская Елена Михайловна)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

История жизни Анаиры

Она росла послушным ребенком в самой обыкновенной эльфийской семье. Только боги помнят час ее рождения, сама девушка давным-давно позабыла тот миг, когда появилась на свет. Ее жизнь была подобна течению спокойной глубокой реки, которая величественно несет свои воды к океану. Их община не отличалась знатностью рода, поэтому девочку миновали высокие белокаменные дворцы и придворные интриги. Зато на ее долю выпало существование в лесу. Весь ее мир заключался в бытие среди природы. Ее подругами были стройные янтарные стволы сосен, советчиком – тихий шепот дождя в осеннее ненастье, а единственной любовью – далекий загадочный горизонт, который манил к себе малютку лучше всяких сладостей.

Имя девочки дали после длительных медитаций и раздумий. Обряд проходил в день весеннего равноденствия на берегах бурной дикой речушки с безымянными струями. Ей исполнилось тогда едва ли десять. Месяцев, лет, веков – пусть читатель решает сам, ведь эльфы живут по иным законам времени. На рассвете, когда пробуждающееся солнце еще не протерло глаза, но на огромном небосклоне уже угасают самые яркие и смелые звезды и около горизонта рождается загадочная голубая искорка пробуждения дня – Венера. В тот самый миг, когда щебечущие птицы притихли, чтобы вновь грянуть с торжествующей песней бытия, девочка вошла в воду. Река должна была очистить ее тело и душу от земного и, побаюкав на ладонях созвездий, приобщить к высшим тайнам мироздания. Только чистокровные эльфы удостаивались чести принять участие в подобном ритуале. Ее тело находилось в студенистой прохладе не более часа, насчет души же умолчу. Так или иначе, но девочка вышла на другом берегу уже с именем Анаира, что означает "мерцающая". Этот звук шепнул ей кто-то свыше, благосклонно поглядывающее на людей с высоты своего разума. И опять привольная жизнь в окружении родных и близких, не нарушаемая ни невзгодами, ни бурями сознания.

Судьба милостиво обошлась с девушкой, и ей не довелось познать войну с Атлантидой. Их община избегала больших дорог и тем паче поселков, поэтому вести о Силирии и островах также не коснулась режущим краем их сознание. Нет, Анаира конечно же догадывалась, что в мире происходит что-то не совсем обычное. Но, наблюдая за суматошными полетами драконов на фоне необъятного неба, чуя всплески энергии и магии, они лишь уходили глубже в леса, боясь соприкоснуться с чужой болью и смертью. У них был свой мир, мир без опасностей, наполненный заботой и любовью. И незаметно эльфы обрекли себя на роль свидетелей, но не участников истории. Они путешествовали без устали, открывая для себя новые земли, обходя далеко стороной обжитые края, скрашивая свой путь песнями. В глухую полночь, когда сверху льется беспросветная мгла, когда весь лес скручен ужасом перед темнотой и, кажется, солнце умерло навсегда и не воскреснет наутро, они доставали музыкальные инструменты и, сидя у жаркого, яростно плюющегося искрами костра, наигрывали мелодию. Чуть погодя в тихий перебор струн и жалобный напев флейты неспешно вплеталось повествование о преданиях седой старины, славных деяниях и путешествиях, а Анаира, задремывая под полные величия слова, благодарила кого-то неведомого, что все это далеко в прошлом, и больше не надо сражаться за мечту, а просто жить и наслаждаться жизнью.

Но однажды, когда эльфы наткнулись в лесу на таких же одиноких скитальцев и торопились разминуться с ними, бесшумно ускользая в лесной бурелом, девушка услышала другую песнь. Был вечер позднего лета. Некоторые деревья успели подрумянить отдельные листы пурпуром крови или же приглушить зелень мягкостью охры. Воздух наполнен тяжестью отцветающих трав, и по утрам седой туман лениво отлеживается на полях до самого полдня. Но днем все также душно, и, задержав внимание на пожилой чете берез, крону которых еще не тронула сединой приближающаяся осень, можно вполне убедить себя в том, что лето лишь разгорается. Так вот, в один из таких погожих денечков Анаира познала иную правду жизни. Табор путешественников расположился привалом на поляне где-то в самой середине леса. Мужчины тихо беседовали, а женщины деловито, но без суеты, собирали на стол скудные припасы. На почерневших от поцелуев солнца лицах лежала печать отрешенности, усталости и опустошенности. В круг деревьев вышел юноша, почти что мальчик, с изуродованным лицом, по которому словно провел железной лапой медведь. Его глаза, припорошенные пеплом утрат, невидяще глядели в чащобу. Анаира, перехватив его взор, содрогнулась. Она впервые увидела человека, в котором неведомое страшное горе убило все чувства, опустошив душу. А потом юноша достал из кармана дудочку и заиграл нехитрую мелодию. В его музыке царила безмятежность, но на одной из сильных пронзительных нот мелодия фальшиво дрогнула, и вот уже другой мотив пробудился в лесу. Из дудочки лилась беспредельная ярость, ненависть, которая разрывает личность в клочья. Юноша рассказывал на языке музыки об одиночестве ребенка, попавшего в мясорубку войны, о боли потерь и невозможности счастья в безжалостном к слабости мире. Эльфы застыли как вкопанные. Вокруг них гремела битва, в которой побеждало отнюдь не добро, и даже сами дети природы уподоблялись исчадиям ада. Анаира заплакала, точнее, ее сердце начало оттаивать и сочиться крупными слезами беспомощности перед жизнью.

Они не дослушали окончания песни, но настойчивая страстность мелодии долго преследовала их в лесной чащобе, а Анаира осталась в ее плену навсегда. Проходило время, но девушка пребывала в задумчивости, вспоминая оборванцев, дерзко нарушивших ее душевный покой. Община также находилась в недоумении. Впервые они стали свидетелями невыразимого горя, которое высушивает слезы и заставляет презирать жизнь и матерей, повинных в том, что родили детей в безжалостный момент истории. Спустя неделю, не сговариваясь, эльфы посетили священное место детей природы. Им являлся водопад наяд, изливающийся в озеро под названием "Око леса". И действительно, более всего водоем напоминал изумленный глаз какого-то неведомого зверя, заполненным голубым осколком неба. Впрочем, сейчас озеро имело серый безрадостный и тягостный цвет осени, которая решилась все-таки заявить свои права на владение миром. Над головами путников проносились тяжелые, наполненные дождем клубы тумана. Деревья в миг поседели, осыпаясь яркими пятнами листьев. В их ветвях, казалось, запутался ветер, который все никак не мог вырваться на волю и грозился, и бесновался занудливым свистом полуночи. Час и впрямь был поздним. Лес погрузился в сумрачное молчание, ивы печально окунали озябшие руки-веточки в ледяное зеркало вод. В мире властвовала опустение.

Эльфы, взявшись за руки, образовали живой круг. Усевшись на сырую от однообразного дождика землю, которая мокла, с редкими перерывами вот уже три дня, дети Иммариэли сомкнули внешний слой защиты незримым пламенем их сердец и устремились ввысь. Достаточно быстро совмещенный разум эльфов освободился от уз тела и отправился путешествовать. Вначале с быстротой мысли они облетели свою родину – огромный материк. Конечно, Миа меньше всего пострадало в войне с Атлантидой, но побережье, которое лизнуло пламя боев, было заполнено беженцами. Нищие голодные люди, потерявшие надежду и веру, забывшие покой и уют родного очага, с обреченным пониманием своей ненужности толпились в гаванях в поисках работы. Они нанимались за гроши на самую грязную и тяжелую службу, но и такую занятость найти было чрезвычайно трудно. Рынок рабочей силы переполняли безотказные, бездумные слуги – островитяне с выжженными мозгами.

Затем эльфы заскользили далее по опустошенным жертвоприношениями и поборами островам. Руины поселков, пепелища домов, сироты и бездомные… В одном доме они заметили, как солдаты императора отнимают грудного ребенка у молодой матери и с грязными шутками бросают его в телегу к таким же несчастным детям, которым суждено погибнуть под жертвенным ножом. В другом селении с ужасом увидели, как их соотечественники ведут колонну мужчин, стариков, детей, а избежавшие этой участи островитяне провожают эльфов проклятиями. Побывали они и в лабораториях, где происходило обезличивание людей, но, не выдержав ужаса происходящего, почувствовав стыд за свое происхождение, быстро покинули комнаты, наполненные отчаянием и безысходностью.

Далее путь их лежал на Атлантиду, окруженную бастионами зла и крепостями палачей. Посетив Голонос, они чуть было не задохнулись в зловониях городской канализации, не чищенной много лет. Их целомудренные души содрогнулись при виде бесстыдств и разврата, в которые погружена была столица атлантов. Во дворец императора эльфов не пропустила некая сила, чуждая всякому порядку и смыслу, а пролетая мимо Горы, воздвигаемой на задворках Храма Алтаря, они едва не погибли от выброса непонятной субстанции, являющейся квинтэссенцией злобы и ненависти. Благословенная Силирия, некогда считавшаяся синонимом рая, встретила их горьким дымом пожаров и деревьями, на которых вместо плодов висели бессчетные трупы. Обескровленная длительными, бесполезными и бессмысленными войнами страна погибала, но не сдавалась под ножами палачей. Зверства чинились и с той, и с другой стороны, и иногда невозможно было понять, кто же виновник бойни, кому следует отдать сочувствие.

Очнувшись от медитации, вернув свои души вновь в бренные тела, эльфы молчали. Они просто не знали, что сказать. Им было понятно, что оставаться равнодушными к таким страданиям – только приумножать зло, которым и так переполнилась чаша мира. Но и встать на чью-то защиту, не зная предыстории боев, нельзя. И они стали собирать информацию. Наконец-то кончилась их столь длительная изоляция от внешней среды, эльфы все чаще показывались на глаза людям, помогая им по мере своих возможностей. Бедные странники, встретившие радушный прием от того, кто ранее приносил им лишь боль и несчастья, не смели поверить в такое чудо. Поначалу относясь с настороженным недоверием к ласковой защите детей Иммариэли, люди постепенно оттаивали под лучами их сердечных улыбок и радостных глаз. А привыкнув к хорошему и доброму отношению, беженцы не торопились покидать гостеприимных хозяев. Поскольку большую часть путников составляли люди, привыкшие отстаивать право на свою жизнь и имущество с оружием в руках, то вскоре кочующий табор напоминал военный отряд.

Эльфы, обладая безусловными организационными способностями, установили среди своих подчиненных строгую дисциплину. Слух об их порядках прошел по всей округе, и к детям Иммариэли начали повсеместно присоединяться недовольные существующим порядком вещей. Каждый из вновь прибывших проходил суровую проверку, и, если по каким-то причинам не устраивал руководителей отряда, отправлялся восвояси, лишенный изрядного куска памяти. Конспирация была строжайшей, и мало-помалу было собрано настоящее воинство с четкой иерархией чинов и полувоенным образом жизни. Не стоит и говорить, что основными лидерами здесь оставались члены бывшей замкнутой общины, в их числе и Анаира. Девушка, несмотря на всю свою доверчивость, открытость и ранимость, могла поставить на место любого нарушителя и балагура. Но все же где-то в глубине она оставалась маленьким беззащитным ребенком. Анаира продолжала слепо верить, что нет такой проблемы, которую нельзя бы было решить при помощи договора. Отвергая насилие в любом виде, девушка с ужасом осознавала, что рано или поздно встретится с той, которая, сражаясь на стороне добра, пользуется иной правдой: истиной щита и меча. Осознавая неизбежность столкновения и спора между ними, Анаира тщательно готовила аргументы в пользу своего образа жизни, сражений без крови и убийств, а лишь силой своего разума.

И вот назначенный день пришел. Ее противница приближалась к ней в окружении двух друзей. Анаира, глядя в зеленые глаза дикой кошки, в которых под напускной маской смеха крылась тревога и боль от незажившей раны, чувствовала, как безвозвратно теряются все ее доводы. Она знала: эта девушка утратила в своей жизни слишком много за свои убеждения, и никогда не признает преимущество открытой ладони перед острым клинком смерти. "И все же я попытаюсь", – решила эльфийка.