"Уолтер Саттертуэйт. Кавалькада ("Эскапада" #3)" - читать интересную книгу автора

Ева, его лицо вдруг похолодело. Какое-то мгновение он смотрел на
меня молча, ледяным взглядом. Потом сказал:
- Простите, мисс Тернер, но вы несете ахинею.
Это было все равно что пощечина. Помню, кожа у меня на щеках
съежилась и покраснела так, словно он действительно дал мне пощечину.
Но я сдержалась. Сняла салфетку с колен, положила ее рядом с
тарелкой, встала, развернулась, прошла по проходу между столиками, вышла из
ресторана, шагнула через переход между вагоном-рестораном и спальным
вагоном, подошла к своему купе, открыла его, зашла и спокойно закрыла за
собой дверь. Проводник уже застелил постель. Я так же спокойно села на нее.
И с неизменным спокойствием проревела несколько часов кряду.
Конечно, я понимала, теперь мне придется уйти из агентства. У меня
не было никакой возможности работать дальше с господином Бомоном после того,
что он сказал, но вместе с тем я не могла, не выставив себя законченной
истеричкой, объяснить господину Куперу, по какой причине я не могу с ним
больше работать.
Но вот мы уже подходим к заключительной серии, притом быстро,
потому что мне нужно бежать.
Нацарапав последние сумбурные строчки письма (про рагу из лося и
про свинство господина Бомона), я заклеила конверт и приклеила марку. Когда
поезд подошел к Нюрнбергу, где к составу должны были прицепить еще несколько
вагонов, я кинулась на платформу и бросила письмо в почтовый ящик. И мигом
назад. А когда подошла к купе, то увидела господина Бомона: он стоял тут же,
в проходе, прислонившись к перегородке, - руки на груди, голова опущена.
Я повернулась, собираясь отступить, прежде чем он меня увидит, но
услышала его голос:
- Мисс Тернер?
Я остановилась и замерла на месте, не поворачиваясь к нему. Я едва
дышала. Потом почувствовала, что он приближается. И сквозь собственное
прерывистое дыхание услышала, как он тоже вздохнул.
Какое-то время он молчал. Потом сказал:
- Извините меня.
Это было одно из тех мгновений, когда все твои чувства сливаются
воедино и содрогаются, защищенные всего лишь тонкой оболочкой, которая того
и гляди лопнет. Я не смела повернуться и взглянуть на него. Сделай я это,
оболочка тут же лопнула бы.
- Я не имел права так говорить, - сказал он. - Я... Послушайте,
мне действительно очень жаль. Вы правы. После войны прошло уже столько лет.
И мне, наверно, пора с этим смириться.
Я невольно повернулась к нему лицом.
Тут поезд внезапно дернулся, и меня бросило господину Бомону прямо
на грудь, которую отшвырнуло назад с той же скоростью вместе с остальными
частями его тела, включая ноги. Несколько секунд мы пятились по проходу,
пытаясь устоять.
Наконец он обрел равновесие и удержал меня.
- Вы как? - спросил он. Его руки лежали у меня на плечах. А он,
надо заметить, совсем не слабенький.
- Да-да, все в порядке.
Этот неловкий танец в проходе прорвал оболочку, все сдерживаемые
ею чувства разом улетучились. И на смену им тут же пришло простое английское