"Владимир Савченко. За перевалом (научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

в стороне Луны (она подсвечивает, мешает) ковшик Плеяд; узнать легко, не
изменились - но от них этого и ждать не следует: компактная группа далеких
звезд. А где остальные созвездия? В плоскости эклиптики что-то совсем
немыслимое. Берн был уверен, что уж созвездие Лиры он отыщет, как бы оно ни
исказилось: по Веге, ярчайшей звезде северного неба; ее он узнавал всегда. И
насчитал в обозримом пространстве по крайней мере десяток столь же, если не
более, ярких бело-голубых звезд! О других фигурах в обилии новых сочетаний
светил на небе не имело смысла и гадать.
Берн слез с дерева, долго сидел на пороге кабины ошеломленный: в какие
же времена его занесло?
"Меня пронесло мимо намеченной остановки в начале нового цикла
прецессии, когда должны - по гипотезе - развиться новые неандертальцы?
Сколько таких циклов минуло, пока я спал? Заглядывал на один - и то все в
тумане предположений. А на многие и вовсе бессмысленно... Вот лес - значит,
растительная жизнь сохранилась. Птицу спугнул - стало быть, животная жизнь
тоже есть. А люди?.. У птиц и деревьев не спросишь, какой сейчас год, век,
эра. У питекантропов, буде они окажутся, - тоже. Неужели никого?!"
И понял вдруг Берн, что своим надменным, страстным отрицанием он был
привязан к человечеству не слабее, чем другие - согласием. Всякое бывало в
той жизни: случалось, что обманывали, обижали - и он чувствовал себя
одиноко. Но то одиночество было ничто против испытываемого сейчас, в лесу,
под незнакомыми звездами, от мысли, что на Земле, может быть, никого уже
нет - никого-никого, даже тех, кто мог обмануть и обидеть!.. И как ни
сомнительна была цель: заглянуть в следующий цикл прецессии - все-таки это
была цель, ниточка смысла, тянувшаяся из его (его!) мира идей и волнений.
Ниточка оборвалась - смысл исчез.
Ночь прошла в таких размышлениях. О сне не могло быть и речи. Наконец
звезды потускнели, исчезли в сереющем небе; между деревьями повисли клочья
тумана. Берн тронул траву под ногами, рассмотрел: это был мох - но какой
пышный, гигантский!
Постепенно проявлялись краски утра: медная, серая, коричневая кора
стволов, темная и светлая зелень листьев, металлический блеск снаряда.
Поголубело небо; невидимое за лесом, поднялось солнце: вершины деревьев
вспыхнули зеленым огнем. "Солнце есть - уже легче". Лес оживал: прошелестел
листьями ветерок, засвистала птичья мелочь, пролетел, сбивая росинки со
стеблей мха, жук.
Он вернулся в кабину, сунул в карман куртки пистолет, вышел и двинулся
в глубь леса - в сторону солнца. Надо осматриваться, определяться, искать.
Лучше какая угодно действительность, чем сводящие с ума догадки.
Ноги путались в длинных стеблях мха и травы, в побегах кустарника.
Туфли скоро промокли от росы. На поляне между деревьями Берн увидел солнце.
Прищурясь, смотрел на него в упор: солнце было как солнце - нестареющее в
своем блеске светило.
Треск ветвей и хорканье справа - на прогалину выскочил кабан.
Профессор, собственно, толком и не рассмотрел, кабан ли: коричневое
щетинистое туловище, безобразно поджарое, конусообразная голова... Зверь
замер и кинулся обратно. Запоздалая реакция: руку в карман, за пистолетом.
"Эге! Испугался человека!"