"Лампада" - читать интересную книгу автора (Сергеев Слава)

1

Один мой приятель, бывший физик, не так давно очень увлекшийся православием, как-то, года три-четыре назад, решил посетить один известный монастырь Центральной России и пригласил нас с женой поехать вместе. Ехать собрались на машине, у физика был “сорок первый” “москвич” начала 90-х годов. Мы с женой некоторое время колебались, надо было очень рано вставать, потом мы не очень любим весь этот новейший энтузиазм, связанный с верой и всем прочим, но потом любопытство взяло верх (все-таки нас приглашали в очень известное место, причем известное из литературы, то есть, так сказать, из светских источников) и мы согласились.

В 9 утра, в середине ноября 200… года мы встретились у Макдоналдса у метро “Юго-Западная”. Ехать было далеко, темнеет поздней осенью рано, а доехать нужно было засветло - приятель плохо знал дорогу. Ждали еще одного, четвертого. Он опаздывал, и приятель, извинившись, пригласил нас в Макдоналдс, выпить по чашке горячего шоколада. С утра народа было мало, от тепла я начал засыпать. Вообще, я бы причислил Макдоналдс к системе МЧС. Куда можно зайти рано утром и поздно вечером, к тому же если у вас не очень хорошо с деньгами? В Макдоналдс. Где от вас не требуется ничего, вы не интересны никому и будете полностью предоставлены сами себе? В Макдоналдсе. Где его можно найти? Везде, или почти везде, - от Пекина до Парижа с остановкой в Твери и Алжире…

Однажды в Крыму, под Ялтой, я управлял катером в небольшой шторм. Я горжусь этим. Шторм был, правда, всего 3-4 балла, но для 12-метрового катера и абсолютного новичка достаточный. Мы с трудом зашли в бухту, была сильная бортовая качка, несколько раз волна перекатилась через борт. Впрочем, когда мы вышли на берег, хозяин катера посмеялся над нами - неужели вы правда испугались? Но ему-то было хорошо смеяться, он был кадровый моряк… И куда же мы пошли по качающейся под ногами набережной, полной огней? В ближайший Макдоналдс, все остальное, кроме ночных клубов, уже закрывалось. Через полчаса и двух горячих кофе наш стресс значительно уменьшился…

“Четвертый” оказался здоровенным мужиком, метр восемьдесят ростом, по виду бывший военный. Звали его Сергей. Я было приуныл, не люблю брутальных мужчин, они всегда напоминают мне школьную раздевалку, запах пота и ряды унылых шкафчиков для одежды на уроке физкультуры, но потом с иронией подумал, что наша компания весьма представительна для ныне интересующихся вопросами веры. К тому же Сергей через полчаса общения оказался симпатичным человеком, бывшим военным, отставным майором, и, как я уточнил, майором-десантником. Ну а то, что он штурмовал Белый дом, выяснилось часа через два, когда мы немного познакомились и разговорились на первой остановке по пути в Калугу.

Увидев мой интерес, он даже удивился. Собственно, он Белый дом не брал, - до нас прошел ОМОН, рассказывал Сергей, и практически ничего не оставил. Когда я влетел в кабинет Руцкого, там все было разгромлено и из обстановки оставались лишь белый телефон правительственной связи с гербом СССР да стеклянный советский графин. Графин как сувенир забрали ребята, а телефон я отнес домой, работает-то он и как обычный. Сейчас он у меня стоит на тумбочке в коридоре, дочка по нему треплется с подружками из класса.

Глядя на мелькающие заснеженные ели по обеим сторонам шоссе, я вспомнил собственные впечатления о тех днях. Агрессивную толпу на Смоленской площади, едва не перевернувшую старенькую машину, на которой я сдуру поехал в Киноцентр посмотреть, блин, фильм (ведь было воскресенье), вышедшую на сцену растерянную служительницу Киноцентра, отменившую сеанс, редкие звуки автоматных очередей, услышанные на площади Восстания (сторонники Верховного Совета начали штурм Мэрии), - я не сразу понял, что это такое, скорее догадался; желтые, в свете сентябрьского солнца стены домов по нынешней Никитской, странное безлюдье и желтые городские автобусы-гусеницы с вооруженными людьми, сторонниками Верховного Совета, шедшие по Садовому кольцу на штурм Останкино.

Поразила обыденность происходящего: вот сентябрьское солнце светит, вот шпиль высотки и начинающий желтеть сквер под ней, все как всегда, и по-воскресному тихо, и где-то это “та-та-та” - автоматные очереди. Обыденно как-то…

“Интересно, - думал тогда я, - а в 1917 году было так же… обыкновенно? Где-то чай с вареньем пили, а где-то диктовали: “Временное правительство низложено…””

- А что необыкновенного? - засмеялся Сергей, когда я рассказал ему об этом. - Попытка государственного переворота. Подавлена вооруженными силами. Что необычного?

Я кивал, но в душе не соглашался. Как это “что”?

В монастырь мы добрались засветло, для того так рано и выезжали.

Мой приятель и Сергей искупались в ледяной воде монастырской купальни, мы с женой завидовали, но так и не решились, а потом я немного потерял их из виду. Они поселились в мужском гостевом доме монастыря, прямо под стенами, а нам с женой, во-первых, не хотелось разлучаться, а во-вторых, нам там не понравилось, дух в гостевом доме был какой-то… не благостный, мне он напомнил общежитие на военных сборах (как-то поначалу у меня было много таких ассоциаций…), потом, будто специально для того, чтобы подкрепить мои ощущения, какой-то “гость” весьма агрессивно на меня посмотрел, совсем каким-то мирским и абсолютно непросветленным взглядом, и я подумал: а зачем мне это? Разве в Москве этого недостаточно? И по полузанесенной первым снегом колее мы пошли в ближайшую деревню - впрочем, находившуюся очень близко, метров триста от монастырских стен, и сняли там у одной бабушки, которую посоветовал мой приятель, комнату за три доллара в день. В деревне 100 рублей - это деньги. Кстати, это она так сказала: “три доллара”, не я.

Монастырь, в который мы приехали, - он довольно известен. Из классической литературы в том числе. Кто сюда только ни приезжал: и Достоевский писал своего Зосиму со здешнего старца, и Лев Толстой тут бывал, и Гончаров, и Тургенев… Но Иван Сергеевич, правда, только охотился в здешних местах, а с Толстым произошла довольно странная история. Точнее, про Толстого в здешнем музее нам рассказали довольно странную историю. Причем я потом смотрел у Бунина в его “Освобождении Толстого”, и у Бирюкова, биографа Льва Николаевича, там все по-другому.

Но эта - любопытнее. Привожу ее здесь на всякий случай.

Толстой приехал уже очень известным писателем и, остановившись в здешней гостинице, стал ждать, когда к нему придет кто-нибудь из духовенства. А старцы велели передать через кого-то, чтобы он сам приходил, потому что для обители, мол, нет ни знаменитых, ни незнаменитых писателей, здесь все равны.

Лев Николаевич же, по-видимому, к своей известности относился более серьезно, чем старцы, он посидел день в номере, позлился, а потом, так ни с кем и не встретившись, уехал.

Странная история. Какая разница, кто к кому “придет”? Может быть, если бы они гордыне графа потрафили, ему бы стало за нее неловко. Я слышал, что такие вещи практиковали мусульманские суфии. Приходит, например, неофит, а Учитель ему - руку целует. Спасибо, что пришли. У человека сразу крышу и срывает. Некоторые плачут… Хотя, может, дело было в том, что Толстой к тому времени был уже отлучен от Церкви, не знаю.

Тоже милая подробность, ничего не скажешь. Л.Н. Толстой был отлучен от Церкви. Как это может быть?! И только недавно это “отлучение” вроде отменили. Так я читал, во всяком случае.

Впрочем, слезы в истории отношений Толстого и обители были, но в самом финале, когда он пытался уйти из Ясной Поляны. Это я уже прочитал у Бунина. Лев Николаевич приехал в обитель и сразу пошел к своему знакомому старцу, отцу Иосифу. Тот вышел ему навстречу со словами “Брат мой!..”. По словам Бунина, Лев Николаевич заплакал.

Мне очень понравилась монастырская книжная и иконная лавка, и продавец там был очень симпатичный - мужчина-монах лет 35-36, с каким-то очень умным и сильным лицом. Мне понравилось, что когда он рассказывал про образки, которые продавались в лавке, я пошутил про какую-то икону, которая отвечала за достаток в доме, что, мол, вот ее давайте, а он, вместо того чтобы поджать губы, как иногда это делают нынешние священники в ответ на “мирские” шутки, как-то хорошо улыбнулся и сказал:

- Хорошо…

В лавке было много всяких церковных книжек, и мы даже купили несколько и несколько образов, часть из них у меня теперь дома стоят, один я отдал бывшей жене, один - няне своей (она у меня верующая), а одну большую книжку, жизнеописание старца-основателя монастыря, мне потом подарили в монастырском издательском отделе, где у моего приятеля был знакомый.

Этот знакомый был довольно симпатичный парень лет 28, с мягким и немного грустным лицом. Звали его отец Михаил. Мы заходили к нему в издательский отдел монастыря, небольшую комнату, где, как в обычной редакции, стояло несколько компьютеров, на полу был постелен ковролин и только иконы на стенах и образа, прислоненные к мониторам, указывали на не совсем обычную обстановку, скажем так.

Отец Михаил, угощавший нас чаем, вскипяченным в электрочайнике Vitek, в миру программист и системный администратор Александр П., попал в монастырь довольно обычным образом, то есть случайно. Заблудился в трех соснах, говорит он. В дело была замешана женщина, точнее, две женщины, он запутался, устал, поехал сюда на экскурсию и… неожиданно для себя самого остался. С работы пришлось увольняться задним числом, а за вещами домой он приехал через полгода. Личная проблема решилась сама собой, родители сначала переживали, потом привыкли.

- Может быть, было лучше плюнуть на обеих дам и найти третью? - нахально спрашиваю я.

- Может быть… Но теперь что говорить… - Он мягко улыбается.

Кстати, такой мирской путь в монахи - обычное дело, это только в постсоветском “миру”, да на скучающем по истории КПСС телевидении принято считать, что они все уже родились в рясах и с младенчества вели праведный образ жизни.

К сожалению, в моей библиотеке мало церковных книг, а то бы я привел много примеров, но истории недавней настоятельницы московского женского Новодевичьего монастыря, доктора технических наук, бывшего военного физика и лауреата Ленинской премии - я думаю, будет достаточно. Впрочем, что Новодевичий, сам апостол Павел, как известно, до обращения много лет был гонителем христиан.

Отец Михаил включает компьютер, и я вижу знакомую цветную надпись Microsoft. Она странно выглядит здесь. На минуту у меня происходит что-то вроде пространственного смещения, и я забываю, где я. В виде заставки на “рабочем столе” фотография какой-то немолодой пары в городском пейзаже. Спрашиваю: родители? Отец Михаил кивает. Он хочет показать мне макет новой книги монастырского издательства, и я вижу, что он гордится своим делом. Я смотрю в маленькое окно на занесенный первым снегом монастырский двор, на духовные книги на полках, на иконы, на рясу отца Михаила и вдруг думаю: а я бы мог сюда переехать?