"Аркадий Савеличев. Последний гетман (Сподвижники и фавориты) " - читать интересную книгу автора

вовремя за чуприну не ухватить. Так что полковник Вишневский не подкачает.
Верой и правдой послужит его сиятельству. Со спокойной совестью растянулся
на лучшей лавице шинка - на ковре и ковром же прикрытый. Знал: не проспит.
При нем кучер, отставной преображенец. Разбудит, если что.
Не слышал он, не ведал, как собирали хлопчука. Самое лучшее, что было,
вздевали. За благословением батюшку и дьячка призывали, который учил Кирилку
не только уму-разуму, но и грамоте российской. Как знали, как могли,
вышибали с его хохлацкого языка всякие "цоб-цоби" и "гэтушки". С напутствием
тоже не одну кружицу омочили. Дело житейское. Дело понятное.
Пока сестры из зависти наревывались, братец уже был в полном казацком
сборе: в кафтане, приталенном на шляхетский лад, малиновых шароварах и под
черной смушковой шапкой. Сабля обочь впору! Но хотя был Кирилка сыном
реестрового казака, сам-то ни в какие реестры не попал, да и попасть не мог.
Какие сабли - бич пастушеский уже несколько лет по степи волочил. Так что
маленько стеснялся храпевшего на весь шинок курьера. По такому важному
случаю шинок был заперт на все крюки - напрасно казаки-пьянчуки в двери и
окна ломились. Когда даже храпу стало невтерпеж, с лавицы поднялась
волосатая рука с пистолью и саданула прямо в оконницу. Храп продолжался, а
пьяный ор скатился к Десне-реке, от греха подальше, на лодках в какой-то
другой шинок отчалил.
Не с руки шинкарке отлучать тароватых пьянчуг, да с пистолем не
поспоришь. В обнимку вместе с дочками и Кирилкой посидела, еще поревела,
помолилась, пока при первой заре не заявился со двора кучер и не стал драть
полковника за полы служебного кафтана:
- Степане Федорович!...
Только храп под самую потолочную матицу.
- Полковник!
Пожалуй, и потолок маленько поднимало.
- Бомбардир... пушки к бою!...
Дошел молодецкий зов, застрявший в ушах еще с Полтавской битвы.
Истинно, пушечным пыжом отклик:
- К бою? Дистанция? Пли... куда?..
- В Питер-град, полковник. Забыл, что нам велено побыстрее? Да,
отношения между старым полковником и немолодым сержантом были свойские. Даже
Кирилка, мало что смысливший в субординации, глаза вытаращил: ну и кучера!
Ну и полковники!
Кружица-другая на дорожку, маленько потискать зареванную шинкарку - да
в карету, дохрапывать. Уже сквозь второй сон слышалось:
- Сынку, трымайся каля старшенького братца!...
- Братцу, братцу шановный привет!...
- ... ответ пришли!...
- ...шли, шли!...
Не шли уже, а ехали. Не нова карета, не резвы и кони, а все ж бежали.
По Черниговскому шляху, на Тулу и дальше на Москву, а потом и на Питер. У
курьера была какая-то важно подписанная бумага, лошадей на станциях исправно
меняли. А когда по темноте своей замешкивались, полковник выхватывал один из
своих пистолетов, бомбардирским голосищем напоминал:
- Именем Государыни Елизаветы!...
Откуда было знать зачуханным содержателям всех этих путевых ямов, что
Елизавета была всего лишь опальной, вроде бы ничего не значащей