"Аркадий Савеличев. Последний гетман (Сподвижники и фавориты) " - читать интересную книгу автора

цесаревной?.. Но дочерью воителя-Петра? Время шло неумолимо - к ее
развеселому царствованию.


II

Кирилка сам себе восторженно протрубил:
- Мати ридна, начало-ось!...
А что началось - и понятия не имел. Месяц всего и прошел, как хохлацкие
глазищи опалило странное видение... Был он при полном казацком параде, то
есть в выходном кафтане, в алых шароварах, в низко приспущенных сапогах и в
смушковой шапке, само собой, - но шапка мигом слетела с головы. Так повелось
с Лемешков: при виде самого худородного пана скидывай капелюх! А тут... "Чи
пан, чи братец панский?!" В панском хорошем кафтане, в белых чулках и
башмаках с пряжками, в чужих, зачесанных волосьях - и при шпаге! Добро бы -
сабля. Казаку - да сабли не знать! Так нет, тонюсенькая дрыкалка, каких
батька Розум понатаскал из прежних походов, понатыкал под застреху вместо
розог, а с пьяных глаз ломал о колено, приговаривая: "Геть ты, пан
Жуляковский... ты, пан Смердяковский!..." Все паны у него были
Смердяков-скими-Таковскими.
И вот теперь такой же пан, чем-то похожий на старшего брата, с
поклоном, на руках вынес паненку такую... что и не описать!., вынес и у
ворот на разметенную дорожку поставил, младшего брата не признавая. Какое-то
время спустя вскричал:
- Господыня... никак мой Кирилка?..
Он столбом торчал, пока высокородный... высокорослый!., пан,
обратившись в брата, тискал его в объятиях, а ясноглазая пани, потряхивая
светло-золотистыми волосами, смеялась:
- Да задушите вы друг дружку, право!
Месяц всего и прошел с тех пор, а Кирилка уже все понял и все осмыслил
своим хохлацким умом. Славно приженился старший братец! Живи - не тужи.
Одного не понимал - чего им мало? Шепчутся по углам, какие-то важные люди
взад-вперед ходят, офицеры к тому ж, развеселье сплошное, с угрозами
напополам: "Не потерпим! Веди нас, матушка! Хватит твоего уничижения! Иль
грудь в крестах... иль голова в кустах!..." В закоперщиках-то не один брат
был, поважнее и посановнее его крутились возле матушки... да что там -
молодицы-раскрасавицы Елизаветы! Само собой, никто с Кирилкой в разговоры не
пускался. Брат Алексей - и тот на все вопросы отмахивался: отстань, мол, и
без тебя тошно!
А как отстанешь? Когда настал этот сумрачный, страшный вечер, он без
спроса вспрыгнул на запятки саней, в которых уже сидели Елизавета, брат
Алексей, еще двое высокородного облика заговорщиков, а обочь скакало
несколько лихих офицеров, не со шпагами, как брат, а с палашами наголо. Лихо
было и Кирилке: на шпагу он, еще по казацкому своему званию, права не имел,
но из домашней схоронки выдернул. Как бывало батька Розум, ломать о колено
не стал - сбоку, как и старший брат, прицепил. Знай наших! За этот месяц его
тоже - на панский ли, дворянский ли лад - приодели, хохлацкий язык маленько
пригладили, шпага как раз к новому кафтану пришлась. Вот пистоля, как у
других, за пояс не нашлось. Не валялись они здесь, будто шпаги у батьки, по
чердакам. Но горд был и самонадеян Кирилка. Когда один из офицеров,