"Михаил Валерьевич Савеличев. Фирмамент" - читать интересную книгу автора

шестидневных суток, на самом краю, почти на самом краю Ойкумены, где каждый
ощущал близость Крышки - она не видна, но она рядом, и лишь тонкая нить
гравитации не дает планете врезаться в небесную твердь.
Ровно в пять ее выводили на процедуру. Длинная игла загонялась в грудь, и
казалось - жало протыкает, прожигает насквозь, чтобы выплюнуть нейрочипы на
металлическую спинку пыточного кресла. Потом приходила смерть. Или так ей это
казалось: время останавливалось, вся жизнь представала как коротенькая линейка с
черными отметинами событий. Раз - рождение, два - рабство, три - служба, четыре
- тюрьма.
В восемь ее вели на допрос. Чтобы она рассказала все. Раз - рождение, два -
рабство, три - служба, четыре - тюрьма. И она рассказывала. Попробовал бы кто-то
не рассказать. Она пробовала, но это было даже хуже смерти. Тот, кто сидел
позади нее и чей голос она ненавидела, хотя и понимала, что это - самая опасная
слабость, которую только может себе позволить, ибо ненависть пожирает
осторожность, все чаще смеялся и приговаривал: "Зато ты теперь уважаемый
гражданин".
Ей никак не удавалось сосчитать шаги. Она сбивалась уже на первом. Трудно
считать, когда у тебя на плечах небо, когда ноги подгибаются, руки трясутся в
сумасшедшем танце и постоянно приходится напоминать себе сделать очередной
вдох-выдох. Нейрочипы не заботятся о таких вещах. Им безразличен организм. Когда
она первый раз обмочилась на допросе, ей хотелось плакать от унижения. В
последнее время ей часто хотелось плакать.
Коридоры загибались под невообразимыми углами, и лишь ничтожное тяготение
позволяло даже ей, с ее ношей, проходить по ним. Конечно, пригибаясь, чтобы не
задеть головой Крышку. Она ведь рядом. Последняя планета. Плутон и Харон. Кто
вас так назвал? Кто был тот невольный провидец? Небесная сфера гармонии и
совершенства.
Здесь все были совершенными, ангелоподобными существами, поэтому приходилось
щурить глаза, чтобы разглядеть в сияющем облаке величественные черты ее стражей.
Было ли это длинной агонией, или она уже пребывала по ту сторону жизни? Она
подозревала, что и на этот вопрос никто не сможет дать ответ, как никто не
сможет сказать - жив кот в ящике или уже мертв. Вселенная ветвилась, выбрасывая
чет и нечет жизни и смерти, дня и ночи, но ей хотелось верить, что она еще
пребывает в свете.
Чипы - инфекция, их корм - кровь, а отходы - информация. Начальная фаза
размножения этой дряни напоминала по внешнему виду и по сути острый приступ
малярии - плазмодии собирающегося внутри человека интеллектронного "стукача"
внедрялись в красные кровяные тельца и использовали их в качестве строительного
материала для себе подобных. Резкое падение уровня гемоглобина вызывало
чудовищный озноб, и Одри трясло. Когда количество чипов в крови достигло точки
насыщения, что-то замыкало в человеческой машине, искрило и выходило из строя. В
первую очередь - слюнные железы и сфинктеры.
Она могла себе представить эту картину - из безвольно открытого рта течет
слюна, заливая подбородок, шею и грудь, пахнет мочой, а руки и ноги начинают
хорошо отрепетированную пляску. Ей казалось, хотя это было неправдой, что под
кожу вгоняют провода и микросхемы, батарейки и переключатели, которые выпускают
щупальца, обвивают мышцы и кости, присасываются к сердцу и легким, вытесняя,
выгоняя ее саму из последнего прибежища - собственного тела.
Когда-то тело любили. Полузабытые мазки ласковых рук господина. Ему было
нужно только тело, им нужна ее душа. Он говорил, что она прекрасна, и, будь ей