"Владимир Савенков. Живой товар: Москва - Лос-Анжелос [B]" - читать интересную книгу автора

ладонь, собрал пальцы девушки в кулачок и чуть задержал его в своих
тяжелых руках, словно согревая.
- Что бы вы предпочли на обед?
- Они будут волноваться, - девушка оглянулась.
- Разве что предупредить?
- Жду вон у тех дверей, - кивнул Растопчин. - Не разминемся?
- Вы случайно не из наших отечественных мафиози?
- поинтересовалась циркачка.
- Нет, Саша, - то ли успокоил, то ли разочаровал ее Андрей.
Хмель все еще не выветрился из его головы. Он стоял и смотрел, как
движутся ручейки эскалаторов, как, снабженные фотоэлементами,
распахиваются двери, выпуская людей на площадь, в знойный желтый полдень.
От площади Андрея отделяла прозрачная стеклянная стена. Бетонный козырек
отбрасывал на ступени широкой низкой лестницы густую тень. К ее фиолетовой
кромке подкатывали такси. Пассажир ступал ногой на асфальт и на мгновение
слеп. Он инстинктивно делал еще шаг, оказывался в тени и лишь тогда
оборачивался, отыскивая глазами спутников. Многие взрослые приезжали сюда
с детьми. Америка - это культ ребенка, давно уже усвоил Андрей. К каждому
ребенку здесь относятся так, словно он - сын всей нации. Попробуй, тронь
американца! Андрей чувствовал себя довольно скверно. Попробуй, тронь... Их
нравы, припоминал он некогда популярную газетную рубрику. Кривая улыбка
поползла по его губам. Чужая земля, всюду чужая... Как будто существует,
зевнул он, где-то для меня своя! Былая Россия - история. Новая - блеф.
Сами по себе ни чернозем, ни суглинок, какие бы хлеба, березки и кусты на
них ни росли, не есть родина. Чернозем, в принципе, можно завезти и из
Канады, а смирновскую водку из США - России не прибавится. Прибавится
грязи и пьяниц. Одна из главнейших опор человечества, православное
царство, ампутировано мясниками. "Новая историческая общность" - фантомная
боль, мучащая инвалида который уж десяток лет. А протез не снимает
фантомные боли, догадывался Андрей. Он попробовал закурить - к горлу
подкатил кашель. Андрей воткнул сигарету в песок. Всем, покидающим
"Цирк-Цирк", рябая старуха вручала проспект, зазывающий в соседнее казино,
дочернее по отношению к "Цирку" заведеньице. Циркачка, верно, поедает
салат, решил Растопчин. Что за обед там еще будет - ей неизвестно, а
"синица" уже в руках. Русские в Америке, как правило, - жалкое зрелище. На
спортивных площадках? Тут они, да, - сыны и дочери великой... Мысль
ускользала. Растопчин никак не мог сообразить, кто они, все, родившиеся в
СССР? Дети Революции, Коминтерна, войны, Арбата, галактики, Перестройки,
дьявольского наваждения? Россия здесь и рядом не лежала. А если и лежала,
то зарезанная, и маньяк-некрофил с человеческим лицом, суетясь, поливал ее
своим бешеным семенем. Московские приятели Растопчина недоумевали, отчего
он не остается в Америке, отчего каждый раз возвращается домой, в Богом
проклятый край? Андрей отшучивался: Америка - как шикарные выходные туфли,
ну, сколько в них проходишь? Иногда так хочется сунуть ноги в старые
рваные домашние тапочки, понятно? Те несколько минут, что Андрей проторчал
у дверей казино, показались ему нестерпимо длинными. Увидев циркачку, он
тут же схватил ее локоть и задышал ей мятно-табачным ароматом в щеку:
- О, как здорово встретить своего человека в этой пустыне! Сашенька -
чудесное имя! Давай, родная, на "ты", если я для тебя не слишком стар, - в
порыве братской любви он сгреб Сашу себе подмышку. Другой рукой отправил