"Марина Саввиных. Сны Беатриче (этюды о женской непоследовательности)" - читать интересную книгу автора


- Если бы - что?.. впрочем, можешь не отвечать. Сколько тебе лет - сорок...
пять?..

- Сорок два.

- Мне пятьдесят четыре, но я чувствую себя двадцатипятилетним... в душе.
Благодаря ей, Пьетре, понимаешь? в ней живет небесный огонь! эликсир
бессмертия - я всегда об этом мечтал, о торжестве вечной юности... если бы
ты знал, как я всегда боялся времени... и вот я победил его! Она - моя. Она
меня любит!

Тут он неловко повернулся, пытаясь приподняться на подушках, и застонал...

- Черт! подагра проклятая... Ну, ничего... пара дней - и я буду танцевать!
специально устрою бал - в честь возвращения Пьетры...

Я представил себе Коррадо, рыхлого и хромого, - в куртуазном танце и
невольно усмехнулся. Он заметил это и обиженно поджал губы.

- Ничего не понимаешь! Ты, должно быть, как Мороелло... думаешь, я не
замечаю твоего ехидства?

- Пьетра - ребенок... а ты - старик! Где она? Почему не возле тебя - с
нежными заботами преданной сиделки, как подобает любящей супруге? А?

- Пошляк! - рассердился Коррадо,- о, ты не знаешь... ничего не знаешь! А
берешься судить!

Я увидел ее три года назад на маленьком приеме у Бартоломео делла Скала в
Вероне. Она приходится дальней родственницей делла Скала, и ее в тот год
только что начали вывозить - ей было тогда четырнадцать лет. Среди дам она
в тот вечер была самая молоденькая. И одета была скромнее всех, так что ее,
бедняжку, почти и не заметили. Она сидела на резной деревянной скамеечке и
вертела в руках веер из пластинок слоновой кости, инкрустированных
перламутром.

Видно было, что она не знает, как обращаться с этой штукой, которую ей дали
в качестве приложения к довольно безвкусному наряду. Тем не менее, голубые
глазки ее живо блестели, она, нисколько не смущаясь, рассматривала дам и
кавалеров и громко требовала разъяснений относительно всего происходящего у
синьоры, которая сидела рядом с ней.

Некоторые ее замечания были так остроумны и неожиданны, и в то же время так
по-детски невинны, что я еле удерживал смех... девочка внушила мне
любопытство! Дождавшись, когда она осталась одна, я подсел к ней и
попытался заговорить - она сначала недоверчиво молчала, но потом ее
природная живость взяла верх над осторожностью, и она принялась болтать,
как сорока, не обращая внимания на мои ухмылки и гримасы.