"Иван Щеголихин. Должностные лица (Роман) " - читать интересную книгу автора

диссертацию писать, как надо правильно жить и работать. Я себя, Алексей
Иванович, не могу обвинять. Если бы принято было у руководителей хоть какого
звена читать книги, вот как у спортсменов разряд поддерживать, а то все
потеряешь, я бы тоже читал. А просто так - нет интереса в нашем кругу.
Уважающий себя хозяйственник за книжку не сядет, лучше в преферанс. И по
телевизору для него только программа "Время" или доклад генерального
секретаря нашей партии и не ниже.
- Я тебе не верю, Роман. Невежды всегда были, но чтобы уж так
поголовно - нет, не верю. Книга делает из животного человека. Вот зачем ты
ходишь ко мне столько лет? Школы не закончил, об институте не мечтал, а
все-таки в тебе живет свет того времени, идешь ко мне и ждешь, что я тебе
скажу слово о высшем предназначении.
- Эх, Алексей Иванович, знали бы вы!..
- А я знаю, Роман, можешь мне не рассказывать. Если человек ищет смысл,
значит это хороший человек и он мне ясен без объяснений. Я тебя досконально
вижу, ты человек цельный.
Вот этим, наверное, и привлекали старики Шибаева, что всегда хорошо о
нем думали, а кому этого не хочется?..
- Алексей Иванович, вы столько прожили и неужели за все годы не увидели
в жизни ничего плохого? По-вашему, книги есть - и больше ничего не надо. А
свобода? У нас же свободы никакой - ни слова сказать, ни дела сделать.
Казалось бы, уж здесь-то нечем будет крыть вечно гонимому человеку,
однако же, нет, он и здесь не согласен.
- Ты удивишься, Роман, но я, как учитель, считаю, что самое губительное
для человека - это как раз свобода, не философская, а обыденная, житейская,
понимаемая как вседозволенность. В начале всех начал был запрет, и потому
человек выжил. Свобода - это развязывание инстинктов, это удел хищного
животного. А вот запрет - это всегда разум, необходимость, чисто
человеческое побуждение. К этому, собственно говоря, школа всегда
стремилась - к воспитанию через запрет животной страсти, через продуманное
насилие. Ах, как это страшно - насилие! Но Горький, пролетарский писатель,
босяк из народа, говорил, что культура - это организованное насилие над
зоологическими инстинктами людей. Это дисциплина, а ее не может быть без
наказа, без наказания, которое всегда было главным средством воспитания в
семье и в школе. Я об этом написал статью, Роман, ты как будто знал, о чем
со мной заговорить. Послал ее в "Учительскую газету" - возвратили, послал в
журнал "Семья и школа" - возвратили, послал в Академию педнаук, пока молчат,
но думаю, тоже возвратят. И ответ один - я допускаю путаницу понятий видишь
ли, я игнорирую азы марксизма. Я назвал статью так: "О необходимости
наказания в семье и в школе" Сейчас оно не применяется, ни там, ни там, мы
лжегуманисты, мы все возлагаем на милицию, на карательные методы и оставляем
государство без культурной поддержки. Что нам дала вседозволенность? Прежде
всего развал семьи, основы общества. У детей должен быть отец, а у народа -
отечество. Свобода - это терроризм, наркомания, преступность, проституция в
двенадцать лет. Свобода - это конец света, об этом давно говорят выдающиеся
умы. Для воспитания нет понятия более пагубного, чем свобода делать, что
хочешь, говорить, что хочешь, носить, что хочешь. Меня очень огорчил
конфликт в девятнадцатой школе, где работает наша хорошая знакомая Елена
Гавриловна. Представь, Роман, в пятом классе пришла на занятия девочка,
кроха в пионерском галстуке и с золотыми сережками. Как бы ты поступил?