"Иван Щеголихин. Трое в машине " - читать интересную книгу авторамашине. Так же, как и ему, проголосуют, с извинениями, с улыбкой. И водитель
им попадется незнакомый, в один день двух таких случаев не бывает. Укатят, а он будет лежать. Упрятанный. Найдут, но уже не Демина, а то, что от него останется. Останки. А преступников уже нету - ищи ветра в поле. - Не-ет, - протянул Демин громко, заряжая себя. - Не-ет! - И головой помотал. - Не верю. Она не отозвалась. Все решится возле поста ГАИ. Он скажет: "Можете стрелять Таня Бойко, вон там я остановлю машину. У них рация и пистолеты". Он скажет, сил у него хватит. Она же и придаст ему эти силы. - В спину, между прочим, стреляют только трусы, - сказал Демин. Она не отозвалась. Ей, наверное, не терпелось, когда же придет напарник, хотелось вздохнуть, наверное, со словами: "И чего он там копается, боже мой". Но она понимала, что не может так сказать, выдать слабость в такой важный момент, а нетерпение - слабость. Неслышная сидела, невидимая. Только дуло о ней говорило, о ее присутствии. - Молчите, как пуля в стволе, - продолжал размышлять Демин. - Одного не понимаю: что заставляет вас быть у подонков прислужницей, шестеркой? Вы же совсем не такая. - Он должен ей сказать все, пока они один на один. - Вы же гордая, самолюбивая и неглупая. Вы случайно оказались в шайке Лапина. - Замолчи! - И теперь случайно связались с этим подонком, за версту видно, кто он такой, по роже. Как понять: любовь зла, полюбишь и козла? Она с такой силой, похоже, двумя руками вдавила дуло между лопаток, что Демин невольно подался вперед и прижал грудью кольцо сигнала, но звука его - У-у, сволочь, замолчи-и! - и продолжала давить ему в спину, а сигнал гудел. Она могла выстрелить уже не от опасности, а просто от ярости - довел-таки. - Так мы можем привлечь внимание, - стиснув зубы от боли, проговорил Демин. - Гудим и гудим. Теперь и она услышала гудок. - Гад, интеллигент! - она ослабила нажим, и Демин осторожно выпрямился. А тут и появился Жареный, быстро, будто под машиной сидел, и сразу выпрямился, заслонил собою стекло, дернул дверцу, бросил на заднее сиденье чемодан, тяжелый, пружины загудели, сел и с шумом, с треском захлопнул дверцу. - Чего раздуделись? - сказал он весело. - Поехали! Сильно запахло водкой, рубашка на его груди была мокрой, похоже, Жареный лакал из горлышка, торопился и пролил мимо рта на рубашку. Дело сделал, выпил и вгорячах перемены в их, так сказать, отношениях пока не замечал. Демин включил зажигание, двигатель заработал, и Демин тут же, с первым звуком мотора, отметил промах - ведь можно было и нужно было сделать вид и сказать, что не заводится, надо выйти и открыть капот, проверить зажигание. Провод соскочил, когда переезжали арык и тряхнуло. Или свечи маслом забрызгало. Но теперь поздно, езжай. Да и не в том суть, что поздно, а - не по нему это. Он наперед знал, что ничего такого ловкого, хитромудрого не предпримет. Не в его натуре. И допустит еще не один промах, а потом спохватится и отметит. Как регистратор чужих уловок, чьих-то хитростей и обманов. Совершенно для него бесполезных. |
|
|