"Иван Щеголихин. Трое в машине " - читать интересную книгу автора

ее, в конечном счете, растленность, - все это не оставило следа, никак дурно
на ней не отразилось внешне.
"Потребовала кучу денег, - гадал Демин, - и они пошли на грабеж.
Исчадие порока, уличная девка, воплощение разврата, - накручивал Демин и
смотрел на нее, ощущая угрюмое бессилье, злость и обиду за всех честных
парней, мужчин, которые не смогли ее привлечь, заслужить ее внимания, а вот
Лапин - смог. Чем? "Глотка широкая... Боксер... Вступился..."
Смотрел на нее Демин - и не находил подтверждения своим накручиваниям.
В деле она оказалась случайно, ее впутали, ловко, с расчетом на ее чистоту,
порядочность, - так он хотел думать. И надо исходить из презумпции
невиновности. Бремя доказывания по нашему праву лежит на обвинителе. Все
сомнения - в пользу подозреваемых. Она оскорблена подозрением в сговоре и не
хочет сказать правды. А кроме того, боится, это естественно. Подлый мир
может ей отомстить. Жестоко, зверски. Об этом Демин будет говорить с Шуптой.
И с Дулатовым. Ее впутали. Она не такая. А для доказательства нужно
заручиться поддержкой. Школы, семьи, места работы. Одним словом,
общественности. И это не будет противоречить его служебному долгу. Поскольку
следователь сочетает в себе - должен сочетать! - обвинителя и защитника.
Демину хотелось прежде всего разделить их - Таню и Лапина. Доказать их
несовместимость. Для себя. И вообще для жизни.
Театр был на гастролях в Новосибирске. Родителей Тани вызвали
телеграммой. Оставалась она вдвоем с бабкой, матерью отца Марией
Игнатьевной, доброй старой украинкой, которая при встрече с Деминым забыла
русскую речь и все восклицала: "Та як же так? Та що ж такэ! Та, мабуть, це
не вона!"
Отец приехал убитый горем, молчал, а мать не горевала, а злилась. "Мне
должны были присвоить заслуженную, и вот..." Как она теперь выйдет на сцену?
Зашикают - мать преступницы. Нервная, издерганная, жалко на нее было
смотреть, неприятно. Она вела себя так, будто беда случилась не с дочерью, а
только с ней, актрисой Пригорской. Сам Бойко пошел провожать Демина до
трамвая, и по дороге они разговорились. Он все пытался оправдать жену: "Ее
можно понять - она актриса прежде всего. А потом уже мать, жена и прочее.
Тем более, сорок лет. Критический возраст для актрисы, самоутверждения
хочется, прочной славы, объективно оформленной. Званием. А с Таней... полная
для нас неожиданность. Как будто ее автобус сшиб... Никакой
предрасположенности к таким связям у нее не было... Хотя после школы она
изменилась. Какой-то вывих произошел. В сознании..."
После школы она поехала поступать во ВГИК на актерское отделение. С
двумя письмами к известным деятелям кино, с которыми режиссер Бойко был
знаком. Не прошла по конкурсу, вернулась, привезла нераспечатанные письма,
она с ними никуда не ходила. Подробностей не рассказывала, сказала лишь, что
там ей не понравилось. "Если бы и прошла, сбежала". Школьная подружка
уговорила ее вместе поступать в строительный, обещала помочь и предупредила
тихонько, что надо внести триста рублей. Об этом Таня сказала отцу уже после
того, как срезалась на первом экзамене по математике. А подружка прошла,
хотя в математике ни бум-бум.. Прошла и на вопрос Тани: "Помогло?" -
отвечала, отводя взгляд: "Да ну, что ты, за взятку судят". Была подружка - и
нет подружки.
Матери она ничего не говорила, а отцу рассказывала все. В конце концов
поступила на курсы чертежников, и вот уже третий месяц работает в