"Татьяна Щепкина-Куперник. Из детства Литы " - читать интересную книгу автора

молоденькой цыганке Паше. Паша была красавица, скромница и сделалась
отличной женой и хозяйкой; но свекровь не могла забыть, "что взята она не из
именитого купечества, а из, прости, Господи, цыганского хора".
Тем не менее молодые Рябинины прожили дружно и мирно около двадцати
лет, и было у них уже четверо детей - старшая дочь Агния девятнадцати лет,
сын Памфил пятнадцати, десятилетняя Мелитина и грудная еще Евлалия. Когда
Паша простудилась и умерла, огорченный вдовец не женился вторично. Он забрал
всех дочерей и привез их в старый дом к бабушке, а сам с сыном уехал в
Нижний размыкать горе работой.
Несколько лет спустя умер и он, оставив сына продолжать свое дело -
большое пароходство в Нижнем. Девицы же так и остались у бабушки, и
мало-помалу властная и энергичная Агния, пошедшая в Рябининых и наружностью
и характером, совсем сменила дряхлевшую бабушку.
Замуж Агния так и не вышла и до сих пор жила с бабушкой в старом доме,
нимало не горюя об этом. Она свысока глядела на мужчин, терпеть не могла
детей; как ни странно, она не любила даже собак и кошек, и в доме не было ни
одной живой твари, если не считать цепного пса Турки да своевольно
существовавших мышей, чей писк и шорох слышен был в долгие зимние вечера в
парадных комнатах.
Парадные комнаты были посредине дома: вправо шла половина бабушки и
Агнии Дмитриевны, в четыре комнаты левой половины ход из парадных был
заперт, и они сообщались с внешним миром посредством черного хода. Две же
комнаты в ней стояли пустыми.
Когда-то, в то далекое время, когда еще жив был Памфил Памфилович,
комнаты эти предназначались для гостей и редко оставались пустыми. В доме
бывало шумное веселье, песни цыган, хлопанье пробок от шампанского, игра на
балалайках, стрельба в цель и другие развлечения, в то время как Евдокия
Даниловна, запершись у себя в комнате, плакала и зажигала лампадки у всех
образов, чтобы разгулявшиеся гости не подожгли дом... Все это давно прошло,
миновало, и теперь в комнатах уже стало пахнуть нежилым. Лег на все
неуловимый налет времени, потускнели золотые рамы овальных зеркал,
повытерлась клеенчатая обивка мебели красного дерева, облупилась кое-где
краска; картины и стекла зеркал затянуты были кисеей, а большая часть мебели
стояла в чехлах, как в саванах.
Редко кто заглядывал в эти комнаты, кроме прислуги, по обязанности
время от времени делающей вид, что убирает их. Разве когда приезжал братец
Памфил Дмитриевич из Нижнего, его принимала там Агния, но он недолго
оставался. Останавливался же он всегда в гостинице на Морской: "за
дальностью расстояния от центра", как он выражался, в рябининском доме ему
было неудобно. Когда же являлся отставной полковник, управлявший городскими
домами, доставшимися сестрам, или их поверенный, то Агния Дмитриевна,
нечинясь, принимала их на своей половине. Там вообще сосредоточилась жизнь.
Там была спальня бабушки, небольшая образная, чистая комната, служившая и
столовой, спальня Агнии и затем большая комната, где стояли шкафы, сундуки и
спала Маринушка - нечто среднее между горничной и экономкой, любимица и
ровесница Агнии, тоже старая девица. За бабушкой ходила здоровая,
краснощекая племянница Марины, деревенская девушка Лушка. А в черной
передней, чтоб не страшно было без мужчины, спал кухонный мужик Слюзин,
тощий, хилый человек с бородою в виде мочалы, почти всегда пьяненький, но в
пьяном виде тихий и добродушный. Таковы были обитатели правой половины.