"Татьяна Щепкина-Куперник. Дни моей жизни " - читать интересную книгу автора

Известному пушкинисту А.Ф.Онегину, собиравшему все, относившееся к
Пушкину, - включительно до жетонов, конфетных обложек и папирос, - он
систематически посылал всевозможные предметы и книги для его коллекции и
писал: "Что может быть симпатичнее мысли, что в Париже, в уютной квартире
вашей, теплится светильник русской поэзии, свято охраняемый не казенным
усердием, а любовью истинного коллекционера?"

Букинистов Александр Иванович любил нежной любовью, писал в их защиту
и, будучи в Париже, с особым упоением бродил по набережной левого берега
Сены и пополнял свою замечательную библиотеку разными редкостными находками.
В доме его часто собирались, иногда запросто, иногда на литературные вечера.
Там у него я познакомилась и с поэтом Бальмонтом, еще совсем юным и
облеченным в романтический ореол после своей попытки к самоубийству, и с
изящным и утонченным поэтом-адвокатом С.А.Андриевским, и с оживленным и
говорливым П.Д.Боборыкиным, и со многими другими. У него читались разные
новинки, русские и иностранные, а иногда он вынимал одну из своих сорока
трех записных книжечек и угощал перлами из нее своих гостей - в этих
книжечках он, как это делал и Чехов, коллекционировал поразившие его
выражения, подслушанные на улице фразы, цитаты и пр. Между прочим, у него
была коллекция "плохих стихов", куда он заносил, терпеливо собирая, разные
перлы из газет и журналов, и, смеясь, читал их нам. В материале недостатка
не было.

Профессией Александра Ивановича была адвокатура, и как оратор он бывал
блистателен. Но собственно по призванию он был тонкий литературный и
театральный критик. Он был человек широкого европейского образования,
пропагандировал в России Флобера, Бодлера, откликался на Метерлинка, Ибсена,
Гауптмана. Переписывался с Тэном, Гюисмансом и др. - между прочим, по
просьбе последнего ездил в Париж защищать обвиненного в клевете литератора
Жана Блуа и в виде исключения был допущен выступать в парижском суде и
блистательно выиграл дело. Там он подружился со знаменитым Жюлем Фавром и
подарил ему по его просьбе свой портрет с остроумной надписью "Avocat-prince
au prince des avocats" (Адвокат-князь князю адвокатов).

Эрудиция Александра Ивановича была неистощима. Проявлялась она в самых
разнообразных случаях. Благодаря ему, например, русские артистки перестали
делать грубую ошибку, прикалывая в последнем акте "Марии Стюарт" розовый
венок к поясу: Александр Иванович первый обратил внимание на эту
несообразность и объяснил ошибку в переводе, что "Rosenkranz" значит просто
четки. Перед бенефисом М.Н. Ермоловой он написал целую статью об этом и
принес ей.

Статьи его по возможности собраны в сборнике, о котором я говорила. Он
пишет и об Островском, и о византийской археологии, и о натурализме в
искусстве, и о Пушкине, и - да всего не перечтешь, и все это всегда сжато,
ярко и интересно: не пишет он никогда только по своей специальности. И не
записывает своих речей; кроме кратких конспектов, от них ничего не
осталось, - говорил он всегда по вдохновению.

Он был человек, необычайно умевший интересоваться жизнью во всех ее