"Татьяна Щепкина-Куперник. Поздние воспоминания " - читать интересную книгу автора

как она больше времени проводила у меня, чем в своей комнатке. Обыкновенно
он привозил, "поделиться" с нами, какой-нибудь замечательной украинской
запеканки или колбасы, которую ему присылали чуть ли не из Миргорода и про
которую он говорил, прижмурясь и с непередаваемым выражением:

- Это, скажу я вам, не колбаса, а улыбка природы!

Потом уютно усаживался и начинал смешить задумчивую Марусю рассказами
или экспромтами, на которые был большой мастер.

Самым частым и дорогим для меня гостем был "дядя Лева" - Родионов, о
котором я уже упоминала.

На моих вечерах угощение было незамысловатое: традиционный винегрет,
котлеты с макаронами и легкое красное вино, не считая поднесенных конфет и
пирогов... Однако веселились от души, шумно приветствовали Н.Е.Эфроса,
являвшегося из ночной типографии, и расходились только под утро, хотя всем
нужно было, кому на репетицию, кому в редакцию, кому в университет... Все мы
были молоды, здоровы - и в поре достижений и расцвета.

В моей маленькой московской квартирке собиралось много народу. Вечно
кто-нибудь гостил: наезжал отец из Киева, сестренки, петербургские друзья...
По торжественным дням, например, в Татьянин день, бывало человек до
шестидесяти и умудрялись даже танцевать. Помню, как отплясывал "ойру"
молодой гигант Шаляпин с моей крошечной тетей А.П.Щепкиной...

Шаляпин тогда только что перешел в Москву из петербургского Мариинского
театра, где дирекция "проглядела" его. Оттуда его уговорил уйти в Частную
московскую оперу известный Савва Мамонтов, человек, на таланты чуткий
необычайно (он сам про себя говорил, что его главный талант - находить
таланты).

Мамонтов - крупный делец, строивший Ярославскую дорогу, - был
характерной московской фигурой. Он держал оперу, а в его именье Абрамцево
был настоящий приют для молодых художников: он открыл Врубеля, у него пошел
в ход Коровин и многие другие. Кроме того, он устроил у себя большой завод
керамики и увлекался майоликой. Был по тому времени новатором, сам не чужд
был музыки - его комическую оперу "Каморра" играли повсюду. Он был
впоследствии под судом - по делу железной дороги - и просидел несколько
времени в тюрьме. Там он лепил, писал... вылепил свой портрет - барельеф,
который подарил мне с надписью из "Книги Иова"...

Суд его оправдал, но на гордого старика это все очень подействовало, и
он как-то быстро после этого ушел в тень и вскоре умер.

В то время, о котором я пишу, это был живой человек, седой, с огненными
глазами. Он любил петь неаполитанские песенки и не раз аккомпанировал себе
на моем пианино. В его театре впервые поставлен был "Садко"
Римского-Корсакова, в новых тонах, опережавших рутинные постановки Большого
театра. Морскую царевну пела жена Врубеля, одетая по его эскизам.