"Василий Щепетнев. Подлинная история Баскервильского Чудовища (эссе) " - читать интересную книгу автора

до Холмса. Несомненно и то, что он, пять лет изучавший стоянки первобытных
людей, знает Гримпенскую трясину куда лучше новичка Стэплтона. Вероятно,
Мортимер показал путь к островку (на котором есть неолитическое поселение!)
Бэрил, а уж она показала его Стэплтону: "мы ставили вехи вместе". Есть
неопровержимое доказательство того, что Мортимер знал о логове Собаки. Это
останки пропавшего пса Мортимера. Как сумел спаниель пробраться в сердце
трясины? И, главное, зачем? Зов пола можно исключить - Собака наверняка была
стерилизована, иначе все овчарки ("на болотах много овчарок") бродили бы за
ней толпами, какое уж тут чудовище, смех... Спаниель сопровождал хозяина, но
цепная собака к вторжению на свою территорию отнеслась крайне болезненно...
Никто не поинтересовался, где был Мортимер в ночь смерти сэра Чарльза и
в ночь смерти Стэплтона. Такова сила обаяния доктора Мортимера.
В финале книги Мортимер - любимый друг сэра Генри. Вместе с ним он
отправляется в кругосветное путешествие, в те времена весьма и весьма
длительное, бросив и больных "приходов Гримпен, Торсли и Хай Бэрроу", и свою
невидимую жену. Я не могу настаивать на том, что он склонит сэра Генри к
гм... нетрадиционным отношениям, но именно это объясняет многое, включая
неудачный брак Мортимера.
Интересно, кому откажет сэр Генри свое состояние?

Конец дела Баскервилей

Утверждают, что книги для писателя - дети, всех он одинаково любит,
каждая ему дорога по своему. Не дети, но духи! Писатель - ученик чародея,
причем зачастую даже не ведающий о своем ученичестве. Мнит, будто он мастер,
демиург, повелитель мух и вселенных, что все пойманное в чернильнице целиком
и полностью принадлежит ему одному. "Захочу - помилую, а захочу -
растопчу!" - так, кажется, говаривал купчина у Островского.
Но это верно в отношении духов самого низшего порядка, не духов скорее,
а зомби, мертвых телесных оболочек, которыми, действительно, хоть тын
подпирай. "Взвейся да развейся!"
Но если некая искра, уж не знаю, голубая, красная, коснется пера
писателя в момент творения - всё! Теперь неведомо, кто - чей. Как ни пытайся
загнать вызванного духа в чернильницу, пустое. День ото дня дух матереет,
обрастает плотью, того и глядишь, засунет в чернильницу самого автора.
- Писателев таперича нет! - горько рыдал мой коллега, когда ни друзья,
ни приятели, ни даже враги не захотели признать в нем творца некоего опуса в
черной обложке. Фамилия не твоя, личность не твоя, а девичья, очень
симпатичная, и вообще, она за границею на ярмарке была, а ты дальше
Борисоглебска никуда и не выезжал.
- П проект, - рыдал коллега, - коллективный труд.
- Тогда утри сопли и пиши что нибудь свое. Нетленное.
- Не могу. Он не пускает.
- Кто?
- Ратник... - и коллега пошел дописывать двадцать восьмую главу
серийного детектива "Ратник во тьме".
Бороться с недотыкомкою сложно. Можно взять и сжечь рукопись, а
чернильницу - о стену вдребезги! Можно просто поселиться в особняке на
берегу тихой великой реки и всю оставшуюся жизнь тайком (но чтобы все
знали!) писать великий роман о великом человеке (Кому Нужно, поймут!), можно