"Джорджо Щербаненко. Юные садисты ("Дука Ламберти" #3) " - читать интересную книгу автора

Прибыл коротышка с гробом на колесах, а иначе говоря, с каталкой,
отличавшейся от больничной лишь тем, что вместо простыни она была застлана
серым брезентом. Покойной здесь делать больше нечего; ее сейчас переправят
вниз, в холодильную камеру, где она будет лежать, пока не поступит
разрешение на вскрытие.
Полицейский, дежуривший в больнице, смущенно козырнул Дуке и произнес
юным срывающимся голосом:
- Она умерла. - Заложив руки за спину, он вытер вспотевшие ладони (да,
парень явно не ту профессию выбрал!). - В последний раз позвала директора и
умерла.
Дука подошел, чтобы поближе рассмотреть зверские увечья, нанесенные
этому несчастному созданию двадцати двух лет, Матильде Крешензаги, дочери
Микеле Крешензаги и Ады Пирелли, проживавшей в Милане, на проспекте Италии,
дом номер 6, и преподававшей разные предметы, а также основы воспитания,
насколько это возможно в вечерней школе Андреа и Марии Фустаньи, что возле
Порта-Венеция. Он увидел раздробленный левый мизинец, подтянутый пластырем,
а то бы совсем отвалился; да и все остальные органы были так искорежены и
разбиты, что хирургу пришлось немало потрудиться, о чем свидетельствовал, к
примеру, здоровенный ком ваты в паху, под кукольно-желтыми панталончиками,
которые мать привезла, как только ее уведомили о случившемся, а также
многочисленные повязки и шины, наложенные на изуродованное, словно оно
побывало под колесами поезда, тело.
- Мать в шоке, ей еще не сообщили о смерти, - сказала сопровождавшая их
сиделка.
Она умерла несколько минут назад, крикнув напоследок: "Господин
директор!" До войны, говорят, многие умирали с возгласами: "Дуче!", или:
"Наденьте на меня черную рубашку!" А чаще всего умирающие стонут: "Мама!"
Она же перед смертью взывала к директору школы. Тоже грустно!
- Когда я смогу поговорить с матерью? - обратился Дука к сиделке,
бросая взгляд (хотелось надеяться, что последний) на это изувеченное
существо.
- Я спрошу у профессора, но думаю, не раньше завтрашнего вечера.
- Спасибо.
Они с Маскаранти вышли из больницы и остановились у бровки тротуара,
окутанные ледяным туманом; за этой пеленой можно было разглядеть всего один
уличный фонарь да еще голубой сигнальный огонь полицейской "альфы",
поджидавшей их на той стороне улицы, - остальной мир был обернут темно-серой
ватой, вдобавок заглушившей или, вернее, придушившей все звуки.
- Болван, нашел где встать! - кипятился Маскаранти. - Не мог, что ли, к
входу подъехать? Теперь вот тащись к нему через улицу! (В таком тумане и
впрямь страшно переходить улицу, будь она шириной хоть с дамский носовой
платочек.)
- Здесь одностороннее движение, - заметил Дука.
- А-а! - досадливо отмахнулся Маскаранти. - Как будто, кроме полиции,
кто-нибудь еще соблюдает правила!
В густых свинцовых клубах они осторожно пересекли проезжую полосу;
временами туман прорезали фары машин, движущихся со скоростью не более
десяти километров в час; уже стоя под голубой мигалкой, Маскаранти вдруг
выпалил:
- Знаете, доктор, хорошо бы сейчас горло промочить.