"Виталий Щигельский. Время воды (Авантюрный роман) " - читать интересную книгу автора

на информацию от других дембелей, ожидал, что, не успев выкурить
долгоиграющую болгарскую сигарету до фильтра, окажусь в тесном кольце
ликующих народных масс. Я предчувствовал миг, когда к моей новенькой серой
шинели, украшенной сине-золотыми погонами летчика и золотыми аксельбантами,
потянутся красивые романтичные девушки, восхищенные дети и просто
патриотично настроенные граждане. Поэтому, заломив на затылок ушитую до
размеров тюбетейки ушанку, я с независимым видом закурил и принял самую
горделивую позу, на которую был способен.
Невеселая мысль, что никто не спешит следовать заготовленному
дембельскому сценарию, посетила меня три сигареты спустя. Как отдельные
граждане, так и целые гражданские группы не обращали на меня никакого
внимания, они беспорядочно бродили по перронам, исчезали и появлялись в
дверях вестибюля вокзала. Разве что периодически кто-нибудь падал на пятую
точку, поскользнувшись на обледенелом асфальте. Впрочем, никто кроме меня не
замечал упавших, не помогал им подняться и даже не смеялся над ними. Меня
для граждан не существовало вовсе, словно я был какой-то там памятник
Пушкину. И только цыганского вида торговки в мохеровых платках,
почувствовав, что я голоден, закудахтали сипло: "водка-водка, горячие
пирожки, водка-водочка..."
Дикие люди, они не знали, что денег на водку дембелям не положено.
Чтобы сделать хоть что-нибудь, я сменил положение ног, стянул с ладони
перчатку и, к огромному сожалению, нащупал в кармане пустую сигаретную
пачку. Я растерялся.
Солдат без табака - не солдат. Если солдат просит закурить, ему не
имеют права отказывать. Так было принято в маленьких, деревянных, пахнущих
хвоей, кривеньких выселках Костамукшах. А здесь был город - большой и
угрюмый, со сложным характером и букетом нервных расстройств, город,
наполовину утонувший в замерзших болотах.
Сумерки сгущались, снег усиливался, а я все не мог понять, каких
сигарет я хочу. В общем-то хотелось цивильных с фильтром, но цивильные курят
люди с претензией, среди них много жмотов и снобов. Дешевые, овальные, в
мягких, криво склеенных пачках, употребляют представители пролетариата и
алкоголики - то есть это тоже был не мой уровень. Окончательно запутавшись в
"за" и "против", став похожим на неумело слепленного снеговика, я дернул за
рукав первого попавшегося прохожего. Им оказался вокзальный уборщик -
невысокий худой человек с морщинистым желтым лицом спившегося суфия.
Вообще-то он не шел, он стоял и с остервенением пытался вытащить из сугроба
широкую, словно экскаваторный ковш, лопату.
- Курить дай! - сказал я резко.
Требование эффективнее, чем просьба. Этому меня научила армия.
Дворник, не переставая раскачивать потемневшую рукоять лопаты, бросил
на меня оценивающий взгляд и спросил низким, компенсирующим тщедушие тела,
голосом:
- Дезертир?
- Ты хоть понял, че сказал, чушек? Я - дембель! - возмутился я и
рефлекторно потянулся к погонам. В несколько шлепков я сбил с них снег и
сосульки: - Старший сержант, вот смотри... Ух ты, черт!
Последнее вырвалось у меня, когда, потерев ладонь о ладонь, я увидел,
что они в синих чернильных подтеках. Крашенные гуашью для придания сочности
цвета погоны линяли. Линяли и аксельбанты, только не синим цветом июльского