"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

Артур Шницлер

Возвращение Казановы[1]

(пер. А. Зеленина)

На пятьдесят третьем году жизни Казанова, давно уже гонимый по свету не
юношеской жаждой приключений, а тревогой, снедающей человека на пороге
старости, почувствовал в душе такую острую тоску по родной Венеции, что стал
колесить вокруг нее, все более и более суживая круги - подобно тому как
птица постепенно опускается перед смертью на землю с небесных высот. В
последние годы своего изгнания он уже не раз обращался к Высшему Совету с
просьбой разрешить ему возвратиться на родину; раньше при составлении
подобных прошений, которые он писал мастерски, его пером водили упрямство и
своеволие, а порой и мрачное удовлетворение самим занятием; но с некоторых
пор в его почти униженных мольбах все более явно сквозили жгучая тоска и
подлинное раскаяние. Он считал, что тем вернее может надеяться на милость,
что постепенно стали забываться его былые прегрешения, из коих самыми
непростительными членам Совета казались отнюдь не распущенность,
задирчивость и плутни, чаще всего веселого свойства, а вольнодумство. К тому
же удивительная история его побега из венецианских свинцовых камер, которой
он несчетное число раз, не жалея красок, угощал слушателей при дворах
государей, в замках вельмож, за столом у горожан и в домах, пользовавшихся
дурной славой, начала заглушать всевозможные худые толки, связанные с его
именем; и действительно, влиятельные господа в своих письмах в Мантую, где
Казанова находился уже два месяца, продолжали подавать этому искателю
приключений, чей внутренний и внешний блеск понемногу тускнел, надежду, что
судьба его вскоре будет решена благоприятно.
Располагая теперь весьма скудными средствами, Казанова решил дожидаться
помилования в скромной, но приличной гостинице, где он когда-то
останавливался, в более счастливую пору своей жизни, и пока проводил время,
не говоря о недуховных развлечениях, от которых он не в силах был
окончательно отказаться, главным образом за сочинением памфлета против
нечестивца Вольтера, опубликованием которого рассчитывал сразу по
возвращении в Венецию прочно укрепить свое положение и приобрести вес в
глазах всех благомыслящих людей.
Однажды утром, когда он гулял за городом, поглощенный поисками наиболее
законченной формы для уничтожающего довода в споре с безбожником-французом,
его вдруг охватила какая-то необычайная, почти физически мучительная
тревога. Жизнь, которую он вот уже три месяца влачил изо дня в день -
утренние прогулки за городскими ворогами, по вечерам небольшие партии в
карты у мнимого барона Перотти и его рябой возлюбленной, ласки его уже не
молодой, но пылкой хозяйки, даже изучение произведений Вольтера и работа над
его собственными смелыми и, как ему казалось, довольно удачными возражениями
Вольтеру, - все это сейчас, в мягком, приторном воздухе летнего утра,
представилось ему одинаково бессмысленным и гадким; он пробормотал
проклятие, сам толком не зная, кого или что он проклинает; и, сжимая рукоять
шпаги и бросая во все стороны злобные взгляды, словно из окружающего его
безлюдья на него отовсюду с насмешкой смотрели незримые глаза, вдруг
повернул обратно к городу, решив тотчас же начать приготовления к отъезду.