"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

прославленное приключениями и не овеянное тайнами. И даже тогда, когда он
сел рядом с ней, поцеловал ей руку и глаза его метнули на нее целый сноп
искр восхищения и желания, на лице ее не отразилось и легкого
удовлетворения, которого все же можно было бы ожидать, как скромного ответа
на выражение столь пылкого восторга.
После первых слов Казанова дал понять своей соседке, что осведомлен об
ее учености, и спросил ее, какой науке она отдает предпочтение. Она
ответила, что изучает главным образом высшую математику, в которую посвятил
ее известный преподаватель Болонского университета, профессор Морганьи.
Казанова выразил удивление такому и впрямь необычному интересу к столь
трудному прозаическому предмету со стороны привлекательной молодой девушки,
но Марколина ответила, что, по ее мнению, из всех наук высшая математика -
самая фантастическая, можно сказать, поистине божественная по своей природе.
Когда же Казанова попросил подробнее разъяснить ему этот совершенно новый
для него взгляд, то Марколина скромно отклонила его просьбу и заявила, что
всем присутствующим - и прежде всего ее дорогому дяде - будет, наверное,
гораздо приятнее узнать о приключениях объездившего весь свет друга,
которого он так давно не видел, чем слушать философский разговор. Амалия
горячо поддержала просьбу Марколины, и Казанова, всегда готовый уступить
желаниям подобного рода, заметил мимоходом, что в последние годы он
преимущественно выполнял секретные дипломатические поручения, заставлявшие
его скитаться - если назвать лишь большие города - между Мадридом, Парижем,
Лондоном, Амстердамом и Санкт-Петербургом. Он описывал встречи и беседы
серьезного и веселого характера с мужчинами и женщинами самых различных
сословий, не забыл также упомянуть о любезном приеме, оказанном ему при
дворе российской императрицы Екатерины Второй, и очень забавно рассказал,
как Фридрих Великий чуть было не назначил его воспитателем[2] в кадетском
корпусе для померанских дворян; от этой опасности он, впрочем, спасся
поспешным бегством. Об этом и о многом другом он говорил как о событиях
совсем недавних, а не отошедших в прошлое на многие годы, даже на десятки
лет, как это было в действительности; кое-что он присочинял, сам не отдавая
себе отчета, где правда и где вымысел, и радовался своему настроению, а
также интересу, с коим его слушали. Пока он рассказывал и фантазировал, ему
казалось, что он и теперь - все тот же избалованный счастьем, дерзкий и
блестящий Казанова, который разъезжал по всему свету с красавицами, которого
дарили своей благосклонностью светские и духовные князья, который промотал,
проиграл и раздарил тысячи, а не опустившийся прихлебатель, получающий от
старых друзей из Англии и Испании смехотворно малые подачки, а порой и вовсе
ничего не получающий и вынужденный тогда довольствоваться несколькими
жалкими золотыми, выигранными у барона Перотти и у его гостей; да, он даже
забыл о том, что представлялось ему теперь заветной целью, - о стремлении
закончить свою жизнь, некогда столь блистательную, самым ничтожным
гражданином, писцом, нищим в своем родном городе, где его сперва заточили в
тюрьму, а после побега предали анафеме и объявили изгнанником.
Марколина тоже слушала его внимательно, но с таким выражением, словно
ей читают вслух занимательную книгу. Она знала, кто сидит перед ней, -
человек, мужчина, сам Казанова, переживший все эти приключения и еще многие
другие, о которых он не рассказывал, возлюбленный тысячи женщин, но по лицу
ее нельзя было это прочесть. Совсем иное выражение светилось в глазах
Амалии. Для нее Казанова остался тем же, что и прежде; для нее голос его