"Михаил Щукин. История одного молчания " - читать интересную книгу автора

Время заставляло снимать с зеркального лица шёлк, приходилось смотреть,
открываться. Ветер - по-прежнему шпионящий - от тебя, он целовал твоим
именем, и знавшие об этом - вскоре утомились изобретать, хитрить, называть
себя хозяевами зеркала - достаточно было табачной фабрики. Угадав время
моего превращения, дождавшись его, повиновавшиеся штилю и не ждущие - ни от
мистраля, ни от сирокко - ни беды, ни утех, - сопроводили зеркало к стене
здания, в коем прибывали, соблюдая пункты узнанного ритуала, объявили рыбье
молчание моё - стражником и соглядатаем. Стеречь зеркало - пытка, лежать для
него - странно. Вдоволь было воды и песка, распоряжаться коими велено было
без сожалений, ведь здесь нет никого, кто умел бы молчать или разговаривать.
Такой рыбе, как я, беречь его, зеркало, - приходилось хотеть, ведь я молчу
ни хуже покойника.
Когда я бываю стражником зеркала - всегда лежу у него - рыбой - без
церемоний, присущих ожиданию ветра. Хотя рот мой, боясь вытолкнуть воду и
тем самым обидеть её - разлюбить, не открывается, я могу оспаривать моё
молчание у него же самого. На безболезненность спора могут рассчитывать
далеко не многие, и я искренне признаюсь, что - не из них. А превращение
моё - медлительное, тяжкое, настаивающее на том, чтобы всякий раз к упругой
уже веренице секретов - приставал новый. И это вскоре становится ключом к
возвращению меня - от молчаливой рыбы - назад. Оберегающий зеркало, я
однажды решусь оставаться рыбой. Моё молчание - сказка теперь, ибо,
пренебрегая воздухом, ежедневно шествует вдоль тишины с натюрмортом из рыбы
и зеркала прервавший сновидение грифон. Приближающемуся, заметившему добычу,
способную порадовать любую кошку - а ведь он такой же бархатный, изумрудный,
от близнецов вырвавшийся - ему хотелось бы присоединится. Но у зрения его -
враги, и он не слышит запаха, посему отходит, избежавший разговора, в угоду
птицам. Здесь они встречаются только белыми, представляют не меньшую
опасность. Хищники, зарывающиеся в молочай, ожидают, предпочитая женщин -
бегущих, как та, последняя - работник прокуратуры, выкравшая для
следственного эксперимента склянку с морфием. Возле рыбы с зеркалом
пролежавшая около недели, ведь не хотелось тишине отпускать её от себя,
пытала своими последними находками и наследством аптеки. Случись ей не
прекратиться вдруг от ран, нанесённых птицами, падали бы, не впитываясь,
отражающиеся - секреты. Я бы пропустил несколько - скажем, пятый, шестой и
седьмой, ибо - больно скучны, рассказал бы сразу следующий, а всё не смею.
Однако ж и выдворять секреты, в угоду тому, что не сберегло бы зеркала -
почище молчания, похлеще. Что ж, поэтому вот она, моя - никакая не тайна:
ветер избегал поцелуев, прибившийся к тебе. Ты пишешь маслом, рисуешь
письма. Я - соперником - к  кошкам и птицам, поскольку молчу, поскольку
рыба, разбивающая созданную тобой бумажную раковину, изображающую
странствующего Данте, ударом хвоста - в пух и прах. Сломанная, напоминает
она кошек и птиц, и я уничтожаю молчанием её останки. Так было бы в мире
звуков, но я ведь рыба с некоторых пор и полагаю, что это здесь невозможное
и ненужное даже происшествие.
Когда я лежу у зеркала, оставшись рыбой, ты приходишь - грифонами или
кем-то пернатым. Они - шпионящие от тебя, верные, не бросаются, чтобы я
совершил им признание, перестал молчать и лежать рыбой. Обладатели зеркала
вместе с хворостом уже выкинули молочай. Он перестал быть волшебным, из него
теперь уже не сваришь зелье, куда полезней молчащая рыба. Я ловлю тебя,
хотя, кажется, нахожусь в противоположной роли, ждущий своего рыбака. Тебе