"Михаил Щукин. История одного молчания " - читать интересную книгу автораВремя заставляло снимать с зеркального лица шёлк, приходилось смотреть,
открываться. Ветер - по-прежнему шпионящий - от тебя, он целовал твоим именем, и знавшие об этом - вскоре утомились изобретать, хитрить, называть себя хозяевами зеркала - достаточно было табачной фабрики. Угадав время моего превращения, дождавшись его, повиновавшиеся штилю и не ждущие - ни от мистраля, ни от сирокко - ни беды, ни утех, - сопроводили зеркало к стене здания, в коем прибывали, соблюдая пункты узнанного ритуала, объявили рыбье молчание моё - стражником и соглядатаем. Стеречь зеркало - пытка, лежать для него - странно. Вдоволь было воды и песка, распоряжаться коими велено было без сожалений, ведь здесь нет никого, кто умел бы молчать или разговаривать. Такой рыбе, как я, беречь его, зеркало, - приходилось хотеть, ведь я молчу ни хуже покойника. Когда я бываю стражником зеркала - всегда лежу у него - рыбой - без церемоний, присущих ожиданию ветра. Хотя рот мой, боясь вытолкнуть воду и тем самым обидеть её - разлюбить, не открывается, я могу оспаривать моё молчание у него же самого. На безболезненность спора могут рассчитывать далеко не многие, и я искренне признаюсь, что - не из них. А превращение моё - медлительное, тяжкое, настаивающее на том, чтобы всякий раз к упругой уже веренице секретов - приставал новый. И это вскоре становится ключом к возвращению меня - от молчаливой рыбы - назад. Оберегающий зеркало, я однажды решусь оставаться рыбой. Моё молчание - сказка теперь, ибо, пренебрегая воздухом, ежедневно шествует вдоль тишины с натюрмортом из рыбы и зеркала прервавший сновидение грифон. Приближающемуся, заметившему добычу, способную порадовать любую кошку - а ведь он такой же бархатный, изумрудный, от близнецов вырвавшийся - ему хотелось бы присоединится. Но у зрения его - птицам. Здесь они встречаются только белыми, представляют не меньшую опасность. Хищники, зарывающиеся в молочай, ожидают, предпочитая женщин - бегущих, как та, последняя - работник прокуратуры, выкравшая для следственного эксперимента склянку с морфием. Возле рыбы с зеркалом пролежавшая около недели, ведь не хотелось тишине отпускать её от себя, пытала своими последними находками и наследством аптеки. Случись ей не прекратиться вдруг от ран, нанесённых птицами, падали бы, не впитываясь, отражающиеся - секреты. Я бы пропустил несколько - скажем, пятый, шестой и седьмой, ибо - больно скучны, рассказал бы сразу следующий, а всё не смею. Однако ж и выдворять секреты, в угоду тому, что не сберегло бы зеркала - почище молчания, похлеще. Что ж, поэтому вот она, моя - никакая не тайна: ветер избегал поцелуев, прибившийся к тебе. Ты пишешь маслом, рисуешь письма. Я - соперником - к кошкам и птицам, поскольку молчу, поскольку рыба, разбивающая созданную тобой бумажную раковину, изображающую странствующего Данте, ударом хвоста - в пух и прах. Сломанная, напоминает она кошек и птиц, и я уничтожаю молчанием её останки. Так было бы в мире звуков, но я ведь рыба с некоторых пор и полагаю, что это здесь невозможное и ненужное даже происшествие. Когда я лежу у зеркала, оставшись рыбой, ты приходишь - грифонами или кем-то пернатым. Они - шпионящие от тебя, верные, не бросаются, чтобы я совершил им признание, перестал молчать и лежать рыбой. Обладатели зеркала вместе с хворостом уже выкинули молочай. Он перестал быть волшебным, из него теперь уже не сваришь зелье, куда полезней молчащая рыба. Я ловлю тебя, хотя, кажется, нахожусь в противоположной роли, ждущий своего рыбака. Тебе |
|
|