"Альберт Швейцер. Из моего детства и юности" - читать интересную книгу автора

чуждым то высокомерие, которое свойственно многим ребятам, попадающим сразу
в гимназию и решающим поэтому, что дети образованных родителей сами по себе
более способны, чем мальчишки, бегающие в залатанных штанах и деревянных
башмаках. Еще и сегодня, встречая своих бывших товарищей по школе в поле или
в деревне, я сразу вспоминаю, в чем отставал от них. Этот лучше считал в
уме, тот делал меньше ошибок в диктанте, один всегда знал все даты по
истории, другой был первым по географии, а третий, я имею в виду тебя, Фриц
Шеппелер, писал чуть ли не красивее, чем сам учитель. И теперь еще они для
меня то, в чем тогда превосходили меня.

Девяти лет я начал посещать реальную школу в Мюнстере и должен был
утром и вечером проделывать пешком путь в три километра туда и обратно вдоль
горы. Блаженством для меня было идти одному, без товарищей, которым тоже
приходилось проделывать этот путь, и отдаваться своим мыслям. Как остро
ощущал я в те годы в этих своих странствиях осень, зиму, весну и лето! Когда
во время каникул 1885 года было решено, что я поступлю в гимназию
Мюльхаузена в Верхнем Эльзасе, я часами плакал тайком от всех. Я чувствовал
себя так, будто меня силой отрывали от природы.
Своему восхищению красотами природы, которое я испытывал во время этих
походов в Мюнстер, я попытался дать выход в стихах. Но, кроме первых
двух-трех рифмованных строк, ничего не получалось. Несколько раз я пробовал
зарисовать гору со старой крепостью, возвышавшуюся напротив через улицу. И
тут ничего не вышло. С тех пор и по сей день я наслаждаюсь прекрасным только
визуально, не стремясь переработать свои впечатления, воссоздав их в
произведении искусства. Я ничего больше не рисую и не пытаюсь передать
стихами. Творчество доступно мне только в музыкальных импровизациях.
Преподавание закона Божия в реальной школе Мюнстера вел пастор Шеффер,
известный религиозный деятель и прекрасный по-своему рассказчик. Он умел
захватывающе передавать библейские истории. Я до сих пор помню, как он
плакал, сидя за кафедрой, а мы всхлипывали за партами, когда Иосиф открылся
своим братьям. Мне он дал прозвище Исаак, что значит "Смешливый". Меня
действительно легко было рассмешить (это было моей слабостью), чем школьные
товарищи бессовестно пользовались во время занятий. Как часто в классном
журнале появлялась запись: "Швейцер смеялся". При этом у меня был далеко не
жизнерадостный характер; я был робок и замкнут.
Замкнутость я унаследовал от матери. Нам не дано было выразить словами
любовь, которую мы испытывали друг к другу. Я могу пересчитать по пальцам те
минуты, когда мы действительно раскрывали душу. Но мы понимали друг друга
без слов.
От матери у меня и глубокая страстность, которая в свою очередь перешла
к ней от моего дедушки, а он был и очень добрым и вспыльчивым. Свою
страстность я осознал во время игры. Любую игру я принимал всерьез и злился,
если другие играли с меньшим самозабвением. В девять или десять лет я даже
ударил мою сестру Адель, которая в какой-то игре оказалась вялым противником
и своей пассивностью доставила мне легкую победу. С тех пор я стал опасаться
своей горячности в игре и постепенно отказался от всех игр. К картам я
никогда не решался прикоснуться.
И от курения я, уже студентом, отказался раз и навсегда, когда оно
стало превращаться для меня в страсть. Это произошло 1 января 1899 года.
Мне было очень тяжело бороться со своей вспыльчивостью. Передо мной